Шрифт:
Закладка:
— Спасибо, — сказали братья.
— Как звали вашу бабушку?
За месяцы, которые Фина прожила по соседству, она так и не спросила имя у пожилой женщины. Только сейчас это стало для нее важным.
— Вера, — ответил мальчик постарше.
— А дедушку — Павел, — добавил второй.
Дочь Веры до последнего ждала брата, но тот не пришел проститься с матерью. Через несколько дней после похорон дочь с мальчиками уехали, взяв дедушку с собой. С тех пор, как не стало жены, старик не произнес ни слова.
А волнения в стране закончились выступлением Нацлидера. Он говорил о победе над внутренними врагами, отмечал ее роль в сплочении общества перед лицом внешних сил и заявил о готовности страны противостоять эти силам.
"Благодарю общество за поддержку, за проявление гражданской позиции. Идя навстречу воле народа, я принял решение участвовать в выборах главы государства", — неслось с экрана.
— Неожиданно, — холодно произнесла Фина.
Выдержав паузу Нацлидер добавил, что прощает совершивших ошибку.
"Возвращайтесь домой, к семьям", — закончил он.
И те же самые люди, которые все эти дни, которые еще утром с экранов и из динамиков до истерики требовали давить нацврагов, как клопов, теперь проникновенно заговорили о гуманизме, о том, как важно простить оступившегося человека, дав ему еще один шанс. Но, прежде всего, конечно, они наперебой твердили про мудрость и великодушие Нацлидера.
Слушать все это Фине было противно.
Вместе с другими прощенными вернулся домой и сын пожилых супругов. Только дома его больше никто не ждал. А у родителей ему никто не открыл дверь.
Выборы
Столы для сбора подписей в поддержку выдвижения Нацлидера поставили поначалу прямо в проходной Нацводы. Но это привело к толчее, и тогда фабричных активистов пустили по цехам.
Один из них подошел к Теллю. Тот, покосившись на лист с подписями, даже не стал отрываться от работы.
— Ты чего? — не понял активист. — Подписывай!
Телль повернулся к нему. Посмотрев активисту в глаза, он покачал головой. Активист хмыкнул.
— Не хочешь — не надо. Наберем без тебя. Просто будем знать, что ты не подписал.
— Ты чего цех позоришь? — начцеха тут же сам нашел Телля. — Один такой на всю фабрику!
— Зачем подписывать, если не хочу? — спокойно спросил Телль.
— Что? К начкадрам, быстро!
Мастер сзади толкнул Телля в плечо. Всю дорогу до управления кадров он выговаривал в спину Теллю, что из-за него теперь у цеха начнутся проблемы.
— Вот для чего тебе оно было нужно, Тридцатый? — с упреком спрашивал мастер.
Телль и сам спрашивал себя об этом. Он вполне представлял, что его ждет. Самым сложным будет отвечать на вопросы. Их обязательно зададут.
В кабинет начкадров мастера и Телля пригласили не сразу. В ожидании у закрытой двери мастер не знал, куда деть руки. Он то потирал их, то прятал за спиной, то опускал в карманы, то барабанил пальцами по брюкам. Вот, наконец, дверь кабинета открылась. Выслушав не своим голосом поведавшего о произошедшем мастера, начкадров кивнул.
— Я в курсе, — он показал на лист с жирной надписью "докладная". — Действительно, необычная ситуация.
Начкадров посмотрел на мастера. Тот сразу спрятал глаза в пол, потом искоса взглянул на провинившегося рабочего. Повернувшись к рабочему, начкадров встретился с ним взглядом и, на секунду задержавшись на спецовке с номером 30, обратился к мастеру.
— Объяснительную брали?
— Неет, — потряс головой тот.
— И не надо, — заключил начкадров, с интересом наблюдая, как захлопали глаза мастера. — Имеет право. У нас же свободная страна. К тому же — он не подписал против.
— Как? — изумился мастер.
Начкадров вздохнул. Приближался обед.
— Его голос не имеет никакого значения. Как и мой, как и ваш, — если это будет один голос. Мы напишем, что фабрика поддержала выдвижение единодушно. Вот упадет с вашей головы волос, вы это заметите?
— Ну, если выдернуть… — попытался рассуждать мастер, но начкадров его перебил.
— Я не про выдернуть. Вы разницу понимаете?
— Нет, — быстро мотнул головой мастер.
— Оба свободны. Возвращайтесь к работе, — начкадров надоело это общение.
Мастер выскочил из кабинета и чуть ли не вприпрыжку понесся о коридору.
— Повезло нам, — остановившись у выхода, шепнул он Теллю. — Но ты…
Вечером Фина призналась, что у себя на работе она поставила такую подпись.
— Получается, я испортила весь лист. Ведь я не имею права голоса, — добавила она.
— Ты подписала, — настаивал Телль.
— Все равно это ничего не решит, — уверенно парировала Фина.
Телль взглянул на нее исподлобья.
— А для тебя?
— И для меня.
Помолчав, Телль опустился на стул и положил ладони на колени. Так он делал, когда готовился сказать что-то важное.
— Отец говорил мне, что к его шестнадцати годам у страны пять раз менялись рководители. "Тебе уже шестнадцать, и я желаю тебе увидеть другого", — сказал он. Да, это было как раз, когда мне стало шестнадцать лет. Сейчас мне скоро пятьдесят, а другого я так и не увижу… На следующий день отец ушел на работу и не вернулся. Мачеха донесла на него.
— Про мачеху ты это мне никогда не рассказывал, — растерянно произнесла Фина.
— Мне не хочется вспоминать — тяжело. Да и противно, — Телль посмотрел в пол. — Я тогда не понимал: что она вообще связалась с отцом. Он был пьяницей, грустным и безобидным. Это после смерти матери он стал пить, моей матери… Встретил мачеху. Она была из деревни, приехала в город, жить негде. Ну, отец ее и позвал к себе. Потом дети пошли, стало тесно в двух комнатах… Не нужен ей был мой отец — даже если б не пил… Несколько дней я ждал его, но, когда понял, что он не вернется, собрал вещи и уехал на первом поезде.
— Неужели тебе никого не хотелось увидеть с тех пор? Брата, сестер? — с каким-то отчаянием спросила Фина.
— Нет, — твердо ответил Телль. — Я чужой им. Мешал там только. Мачеха и на меня бы донесла. А, может, она и сделала это, только я успел уехать.
— Жаль, что ты раньше никогда об этом не рассказывал.
— Наверное. Но знала б ты, как мне неприятно об этом говорить, — с трудом признался Телль. — А еще, знаешь, я совсем не помню лица матери. Мне очень за это…
Телль оборвался.
— Мы
