вермахта. Рузвельту не составляло труда отдать должное тем, кто этого заслуживает. Даже Уинстон Черчилль признавал очевидное. В 1942 г. доктор Сьюз нарисовал карикатуру, на которой был изображен Сталин в роли носильщика на вокзале, который нес весь багаж антигитлеровской коалиции, то есть весь груз сухопутной войны в Европе. Мак-Микин упускает самое важное, несмотря на периодические уступки, но ему приходится так поступать, чтобы и дальше обесценивать военные действия СССР.

В связи с этим часто встает вопрос о втором фронте. Советские власти просили открыть его в июле 1941 г. А именно, фронт во Франции, который стал бы прямой дорогой в нацистскую Германию. Карикатуристы Лоу и Иллингворт часто спрашивали, когда будет открыт второй фронт. Солдаты Красной Армии в шутку (но с большой долей иронии) называли полученные по ленд-лизу мясные консервы «вторым фронтом», так как они никак не могли дождаться того, на что так надеялись. Как отметил Мак-Микин, Италия была вторым фронтом, открытым в сентябре 1943 г. Кампания в Италии стала идеей Черчилля, который хотел атаковать станы «Оси» в «уязвимое место». Он предложил быстро продвинуться вверх по Апеннинскому полуострову, а затем повернуть на юг, юго-восток в сторону Балкан. Однако путь на Берлин уходил практически на север. Уинстон планировал идти в неверном направлении. Он не желал всерьез помогать Красной Армии, он хотел остановить ее продвижение на Балканах. Однако план не сработал. Союзники добрались до Рима только в июне 1944 г. Кампания превратилась в пучину, которая затянула больше дивизий антифашистской коалиции, чем немецких. На Тегеранской конференции в ноябре 1943 г. Рузвельт поддержал Сталина и согласился открыть второй фронт во Франции. Если бы Сталин хотел завоевать Европу, он бы попросил британцев и американцев остаться дома, и тогда бы только Красная Армия в одиночку освободила Париж. Когда высадка в Нормандии наконец состоялась 6 июня 1944 г., Сталин был впечатлен и не скупился на благодарность.

Даже когда у Мак-Микина должно получаться доказывать свою правоту, его методология вызывает вопросы. Возьмем, например, Варшавское восстание 1 августа 1944 г. Какие были мотивы у поляков? Почему так медленно отреагировала Красная Армия? Почему Сталин поначалу не хотел помогать восставшим полякам? Затем изменил свое решение, и Красная Армия возобновила наступление на Варшаву. Почему? Мак-Микину нравится, помимо всего прочего, цитировать Модсли, конечно же, очень хорошего историка, который рассуждает о мотивах СССР. «Или, возможно, Сталин прибег к этой уловке для того, чтобы, как недавно предположил Эван Модсли, цинично продлить агонию мятежников и сделать так, чтобы они понесли максимальные потери» (с. 564). Вроде как все правильно, но автор упустил большую часть предложения: «…но это было также советским способом сковать немецкие войска и ответить на призывы “своих” поляков из ПКНО [Польского комитета национального освобождения], прокоммунистического сопротивления и народной армии…» (Mawdsley, 2005: 331–332). Мак-Микин выпускает и другие слова Модсли, так как они не совместимы с его идеями.

Когда война подошла к концу, большая часть европейской территории России была разрушена, и СССР начал думать о послевоенном восстановлении и добивался согласия союзников о репарациях, необходимых для восстановления. «Грабеж и мародерство» (с. 627), – говорит Мак-Микин. С советской точки зрения никто не приглашал нацистских мародеров приехать в СССР, чтобы устроить погром и массовые убийства. Естественно, те, кто все разгромил, должны были оплатить хотя бы частично стоимость восстановления. Мак-Микин ссылается на один случай – Дрезден, который был разрушен во время англо-американской бомбежки в феврале 1945 г. Это был старинный город, построенный в XIV в., он имел большую культурную ценность, но военную – не особо. Центр города разбомбили, погибло примерно 25 000 человек, в основном гражданские. Мак-Микин рассказывает про Дрезден и бомбежку в качестве предисловия к «мародерству» СССР, который забрал семьдесят ценных полотен, включая четырнадцать картин Рембрандта (с. 626). При всем уважении к «старым мастерам», не значила ли бомбежка города и массовое убийство гражданских немного больше, чем «мародерство» в виде реквизированных картин (если, конечно, у автора верная информация)? Правда, некоторые, но не автор, предполагают, что США и Великобритания устроили такую бомбежку, чтобы напугать Сталина (Pauwels, 2015: 142–168). Но это не так. Никто не собирался запугивать Сталина. Уж точно не в начале 1945 г.

Мак-Микин неумолим до самого конца книги. По его мнению, Сталин был «гнусным сообщником Гитлера» и они вместе совершали преступления (с. 656). В 1939 г. были упущены возможности, например во время Советско-финляндской войны. Красная Армия «не осмеливалась вторгнуться в Польшу до тех пор, пока польская армия не была уже побеждена… Занятие позиции в Финляндии придало бы европейской войне моральный аспект» (с. 656). Если оставить в стороне глупый комментарий о Польше в тот момент, когда советские вооруженные силы громили японскую Квантунскую армию на Халхин-Голе на маньчжурской границе, могли ли колонии и их колониальные империи давать «моральную оценку» чему-либо? Или американец Джим Кроу? По мнению Мак-Микина, если бы Франция и Великобритания вмешались в войну, другие страны тоже оказались бы втянуты, например США и Италия. На самом деле британские и французские послы в Риме вынесли этот вопрос на обсуждение с итальянским правительством, но дуче Бенито Муссолини отказался, не раздумывая. Глава северного департамента МИД Великобритании Лоренс Кольер отмечал: «…Муссолини привязан к Германии больше, чем он не любит Россию. Если немцы достаточно сильно на него надавят, он всегда сделает то, о чем они его попросят. Откажется разве что развязать войну с нами, так как его люди ему это не позволят» (DDF 2004–2009: 70–71; TNA FO 371 24797)[280]. Кольер был прав в первой части высказывания и ошибся во второй.

Еще одним возможным результатом «альтернативной истории» Мак-Микина мог бы стать настоящий союз между Германией и СССР против Франции и Великобритании. Даже в Тегеране «более твердая позиция» могла бы многое изменить (с. 656), пишет автор. В ноябре 1943 г. британцы и американцы застряли на юге Италии, а Красная Армия заняла Смоленск и Киев. По части «убийства немцев» главным специалистом был Сталин, а не Черчилль и Рузвельт (с. 439–440). Вермахт победила Красная Армия, а не США и Великобритания. Мак-Микин никак не отвяжется от ленд-лиза: по словам автора, его нужно было прекратить в 1943 г. или требовать уступок в ответ. Вряд ли автор понимает, что победы Красной Армии над вермахтом были услугой за услугу. Мак-Микин даже предполагает, что Рузвельту следовало держаться подальше от европейской войны и позволить Гитлеру и Сталину «воевать без ленд-лиза, смещавшего баланс сил на восточном фронте» (с. 659). Это было популярной идеей в Великобритании и Франции в 1930-е гг. Похоже на своеобразную версию взбесившегося