управлял нашими отношениями так же, как это раньше делал Дарен. Я убежала от этого и сейчас наткнулась на то же самое. Тому, как судьба надо мной насмехается, просто нет объяснения. Что за сценарий пьяного драматурга?

– Джит. – Он дотрагивается до моего запястья. Становится страшно. – Признайся, ты ведь тоже давно проиграла.

Лэйн уверен в моих чувствах, вот только я теперь совершенно потеряна. Мне страшно оказаться в клетке собственных мечтаний. Неужели Лэйн так чертовски похож на Дарена? Почему так начинает казаться?

Хочется упасть на землю и заплакать, но я держусь. Страх снова не принадлежать себе превращает меня в марионетку. Смогу ли я принять Лэйна после такого секрета?

– Нет, Лэйн. – Я с трудом выговариваю ответ. – Не проиграла.

– Ты серьезно? – Кеннет поражен, и я не меньше его.

Ноги гудят, а в голове раздаются громкие удары. Один. Два. Три. Они такие звонкие, такие пугающие. Я убегаю. Бегу со всех ног, глаза горят, а слезы текут по щекам. Лэйн ошибся. Скелеты могут ранить. Его признание меня разрушило.

Глава 44

Возвращение

Виды Марилебона не вызывают никаких эмоций. Все чувства я оставила вчера ночью на своей кровати. Машинально поглядываю в окно и слежу за грозовыми тучами. Они почти неестественно быстро передвигаются по небу, запугивая жителей и навевая тоску и воспоминания. Я практически дома, и автобус развозит нас медленно, останавливаясь то у одной школы, то у другой.

Предвкушение увидеть родных добавляет в серость этого дня хоть какие-то светлые краски. Ну и еще Эванс, который сидит где-то рядом.

Когда мы остаемся с ним одни в пустом автобусе, он, естественно, оказывается передо мной. Желания говорить и рассказывать о произошедшем у меня нет никакого, и я сохраняю молчание.

– Извини, – прошу я у него прощения за помятый вид и равнодушие, – я сегодня не в духе и плохо себя чувствую.

– О да, – протягивает Эванс, – у меня тоже все тело болит от этой рухляди. Задели сегодня каждую кочку на дороге, тебе не кажется?

А Эванс все о комфорте. Или пытается не выходить из образа, чтобы рассмешить и поднять настроение, но мне не поможет ровным счетом ничего. Я с тяжелым грузом на сердце покинула Торки, при этом оставив там все самое сокровенное.

– Нас встречает тоскливая погода, – констатирует факт Маккой, поглядывая в окно.

Тучи становятся все чернее и чернее. На глазах небо затягивается плотным полотном: медленно, но верно остатки голубого будто скрываются за темным плащом какого-нибудь злодея.

Когда вдалеке ударяет молния, я не вздрагиваю, как это происходило обычно, а просто спокойно опускаю взгляд на пол. Сил на то, чтобы бояться грозы, нет. Не до этого как-то. У меня ночью произошла своя гроза, и это никоим образом не касается погоды.

– И без того тошно… – отвечаю я совсем тихо, так что до Маккоя не долетают мои слова.

– Что, Джи? – переспрашивает он, но у меня нет настроения вновь повторять.

Качаю головой, будто бы на самом деле молчала. Маккой возвращается из лагеря в очень бодром и позитивном состоянии. У него только начинается лето, которое он планирует провести рядом со своей половинкой. Что может быть лучше? Провожать алые закаты, есть вместе мороженое, дарить тепло объятиями. Я могу составить им график свиданий – моей фантазии хватит.

– Спасибо за все, Маккой. До встречи! – прощаюсь я с Эвансом, когда наш автобус открывает двери.

Вот я и дома. Замечаю маму на парковке и, когда водитель помогает мне достать чемодан, несусь с ним к машине. Нам нужно добраться до дома, пока не разразился дождь, иначе встрянем где-то по пути, чтобы переждать грозу.

Мама встречает меня с широкой улыбкой. У нее новая прическа – осветлила волосы и постриглась, ничего себе! Ей невероятно идет. Интересно, почему она раньше так не красилась. Пока я разглядываю ее новый облик, мама быстро подскакивает ко мне и помогает с вещами, а затем целует, крепко зажимая в объятиях.

– Как же я скучала, Джит. Иногда вечерами даже плакала. Переживала, как ты там справляешься. – Ее тепло передается и мне, и я на миг забываю о том, что произошло вчера.

– Я тоже очень скучала, мама. – Я готова разрыдаться. Понимаю, что ничего роднее маминого тепла нет. Не хочу отрываться от нее, но знаю, что если не сядем в автомобиль сейчас, то точно попадем в центр грозы.

Я смотрю на маму в боковое зеркало, и совесть не позволяет рассказать ей всю правду о поездке. Не могу заставить ее нервничать. Она не заслуживает вечных беспокойств – у нее и так нелегкая ноша. Ждать сообщения от папы каждый день, заботиться о нас с Брук, работать не покладая рук. Если я еще начну делиться своими тараканами, то мама точно потеряет себя.

– Не молчи, солнышко. – Она хочет услышать хоть какие-то слова, но мой рот будто заклеен. – Мы с Брук так ждали тебя, что сегодня просто не сможем отстать и не узнать, как же прошла поездка.

– Я знаю, мам. Знаю. Поездка как поездка, – пожимаю я плечами, – думала, будет лучше.

– Джит? Что, совсем было плохо? Ты нам почти не звонила, поэтому мы и обрадовались, что у тебя времени нет, постоянно где-то гуляешь. – Мама хмурится и наконец нажимает на газ.

Мы двигаемся с места, но раскат грома сотрясает землю, и автомобиль вновь останавливается. Я говорю спасибо грозе только за то, что она на мгновение перетягивает мамино внимание на себя.

– Нам придется переждать грозу, Джи. Опасно двигаться дальше.

Сразу же после ее слов Марилебон накрывает ливень.

Дождевые капли настолько большие, что щетки машины не справляются, смахивая их с лобового стекла. Мы с мамой совершенно одни на парковке, в то время как за окном бушует стихия. Она не переворачивает во мне душу, как это раньше бывало. Вызывает небольшой страх, но не такой уж и явный. Мысли забиты другим, и, хоть я не хочу в этом признаваться, сейчас я думаю о Лэйне и Ванессе. Неизвестно, как Несс живет сейчас в Лондоне. Неизвестно, как Лэйн чувствует себя после собственного проигрыша. Меня съедают размышления, которые затевают целый шторм в мозгу, и среди них есть только одно приятное воспоминание – подарок Ванессы. Вернувшись домой в тот вечер, когда она пропала, я обнаружила в тумбочке картину. Несс написала