Шрифт:
Закладка:
Противник, прекративший на время активные действия, готовился к новому наступлению на Севастополь. Но где, на каком направлении — разгадать было трудно. Командование решило провести новую разведку боем. Были подтянуты резервные роты морских пехотинцев.
Взвод подняли по тревоге. Разведчикам положено быть впереди.
...Ночь. Ветер гонит густой туман с моря и закрывает все высоты. Это хорошо и плохо для разведчика. Туман укроет от глаз противника, но в тумане можно потерять ориентировку.
Ермошин ведет взвод по нейтральной полосе медленно, ползком. Впереди засветился огонек и погас. Не поймешь, то ли он действительно исчез, то ли его туманом накрыло.
Послышался скрип губной гармошки и смолк.
Ясно, разведчики уже в расположении врага. Взвод остановился. Дмитришин и еще два разведчика получают задание двигаться дальше, к холмику, что виднеется невдалеке. Забравшись на него, Дмитришин замер. Перед ним дымоход. Из дымохода вырываются искры. В землянке шумно. Интересное положение: там, внизу, фашисты греются у печки, а над ними, на крыше, у дымохода, советский разведчик.
Оттянув рукоятку гранаты до щелчка, Дмитришин спустил ее в трубу и стрелой отлетел в сторону. Через три секунды в землянке раздался взрыв...
Забрав документы убитых, разведчики укрылись среди камней, нагроможденных обвалом у подножия горы. Здесь им предстояло ждать начала атаки батальона морской пехоты.
Неожиданно послышался шорох. Молнией сверкнула мысль: разведчики противника тоже, воспользовавшись туманом, скрытно передвигаются в направлении наших траншей.
Редко бывает, когда вот так встречаются разведчики. Они дерутся молча и ожесточенно.
Ожили камни. Вихрем налетели на фашистов наши разведчики. И слышались только хрипение, стоны, глухой лязг металла, и стук прикладов. Дмитришин навалился на фашиста. Попытался схватить его за горло, но тот оказался сильным, и пришлось закончить дело ножом. Догнал еще одного, пустил в ход кулаки, вроде бы испытывал себя, свою силу. Ткнул фашиста головой в камень, затем схватил за горло, душил. От злости вскипела кровь...
Схватка с вражескими разведчиками закончилась так же быстро, как и началась. Закончилась без крика и без пленных. И снова наши разведчики залегли среди нагромождения камней, сами превратившись в неподвижные глыбы.
5
Оперативная пауза кончилась. Гитлер приказал генералу Манштейну взять Севастополь не позднее 22 декабря. Этим гитлеровское командование пыталось смягчить горечь поражения своих войск под Москвой.
И снова генерал Манштейн похвалялся, что взятие Севастополя — это вопрос дней. Здесь надо заметить, что фашистская пропаганда уже несколько раз «брала» Севастополь штурмом и несколько раз «уничтожала» его авиацией.
Весть о начале нового наступления врага влетела в землянку разведчиков с грохотом снарядов и бомб. Командир взвода Ермошин, не скрывая волнения, сказал:
— Переждем огневой шквал, и все — на боевые места...
Он будто знал, что это для него последний бой. Впрочем, опытные разведчики чуют опасность, как птицы бурю.
Так и случилось: в разгар боя с наступающими частями 22‑й немецкой дивизии в районе высоты Азис-Оба Ермошин пошатнулся и упал на колено. Дмитришин подхватил его на руки, отнес в укрытие и перевязал перебитую осколком ногу.
По дороге в медпункт Дмитришин встретил санитарную полуторку. В кузове сидел фельдшер и несколько раненых. Из кабины выскочил военврач.
— Ты, разведчик, чего здесь?
— Командир разведки ранен.
— Ермошин?
— Он...
Фельдшер и врач бросились к месту, где остался лежать Федор Ермошин. Пришла пора расставаться с отважным командиром. Дмитришин нагнулся над ним, поцеловал в лоб. Ермошин передал ему свой ремень с пистолетом.
— Возьми на память.
Дмитришин долго смотрел вслед машине, которая терялась в извилинах горной дороги. За Северной бухтой темнела панорама Севастополя.
Неся большие потери, защитники Севастополя отходили на новые рубежи обороны, на Мекензиевы Горы. Дмитришина назначили исполнять обязанности командира взвода разведки и поставили перед ним задачу: выдвинуть взвод на усиление обороны правофлангового батальона, где шел горячий бой.
Задача была ясна, а в голове какая-то пустота. После того как выбыл из строя командир, ему казалось, что все разведчики взвода стали на голову ниже, осиротели, лишились прежней боевой мудрости. Словно и он теперь не разведчик, а просто рядовой пехотинец. При Федоре Ермошине Дмитришин, конечно, не подумал бы так...
Наступил рассвет 28 декабря. Загремели залпы тяжелых орудий и шестиствольных минометов противника. В воздухе над позициями повисли «юнкерсы». Они группами по пять-шесть самолетов снижались, вываливали бомбы и снова уходили ввысь, как бы выглядывая новые цели. Появились танки. Они прикрывали поднявшиеся в атаку густые цепи пехоты. Наиболее мощная группировка неудержимо продвигалась к совхозу имени Софьи Перовской. Настал самый тяжелый момент боя.
Рядом с братским кладбищем трещат разрывные пули. На кладбище покоятся герои севастопольской страды 1854—1855 годов. Дмитришин читает слова, высеченные на каменной плите у могилы генерала Хрулева: «...дабы видели все, что в славных боях и в могильных рядах не отставал от вас. Сомкните теснее ряды свои, храбрецы и герои Севастопольской битвы!»
Каменный забор на северной стороне кладбища помог разведчикам удержать занятые позиции до вечера.
В пять часов вечера взвод разведчиков вместе с остатками батальона срочно перебросили в расположение 30‑й береговой батареи. Вот как меняется обстановка. Неделю назад эта батарея выделяла бойцов на помощь бригаде, а сегодня морские пехотинцы помогают отстоять батарею...
Из боя в бой. И так несколько дней. Таковы будни войсковых разведчиков.
В один из дней Дмитришин получает задание: разведать передний край обороны противника, потревожить его, посеять панику и засечь огневые точки.
Выждав до ночи, разведчики двинулись. Только снег поскрипывал под ногами. Темень скрывала все, что находилось на расстоянии пяти метров.
Двигались очень медленно.
Вот и окопы противника. На фоне заснеженного склона они казались черными провалами. Около блиндажа, не подозревая об опасности, стоял часовой. В блиндаже галдели фашисты. В этот момент справа раздалась автоматная очередь. Часовой нырнул в блиндаж.
«Ждать больше нельзя», — подумал Дмитришин. Он оглянулся. Разведчики уже приготовились к броску. Рядом с Дмитришиным новичок из Бурятии, называвший себя забайкальским казаком. Тот уже поднял руку с гранатой. Дмитришин остановил его: побоялся — промахнется, и сам швырнул лимонку. Вышло неудачно — лимонка ударилась в край наката блиндажа. В этот же миг Азов послал гранату через приоткрытую дверь в блиндаж.