Шрифт:
Закладка:
— Почему только домашний арест? — горько спросила Леокадия. — У власти мало тюрем для врагов?
Василий Кондратьевич чуть поморщился:
— Не надо мелодраматизма, Леокадия Болеславовна. До сих пор вы говорили более разумно. Не выходить из дому вам необходимо в целях вашей же безопасности. Вы ведь не гарантируете, что «племянник» далеко исчез. Поэтому не считайте стражниками товарищей, которые будут пока охранять вашу квартиру.
Когда женщина, цепляясь за косяки широкой двери, вышла из кабинета, он долго сидел молча, отрешенно глядя перед собой. И вдруг с горьким недоумением произнес:
— Если все это действительно правда, то какая же она набитая дура! Классическая, хрестоматийная, феноменальная! Так испоганить ни за что собственную жизнь!
А дома Леокадию ждали. В темных сенцах сидел на кадушке ее отец. Это совсем переполнило чашу, и она без чувств упала на кровать. Она решила, что Дударь уже знает об ее поступке и наступило возмездие, о котором говорил ее недавний собеседник.
Могилевский же понял отчаяние дочери по-своему: нарассказывал ей тот гаденыш о его темных делах, и она при одном виде отца падает в обморок от ужаса.
Но так просто уйти отсюда он не мог. Он смочил водой голову Леокадии, дождался, пока она откроет глаза, и глухо проговорил:
— Если можешь, за все прости, дочка. Больше я черной колодой на твоем пути лежать не буду. Это все, чем могу тебе помочь, не обессудь. А ты — иди к людям. Ну и… прощай!
Он чуть коснулся ее волос и вышел не оглядываясь. В тревожной растерянности от непонятных слов она метнулась к окну. Старик волочил ноги через улицу. А у ее крыльца тоже в явной растерянности толкался немного знакомый ей мужчина. Он то порывался идти за Дударем, то оборачивался к крыльцу. Наконец без стука влетел в комнату, оглядел с ног до головы женщину и облегченно пробормотал что-то очень похожее на «слава те господи!» и вышел.
А за Дударем шел вдоль улицы сельский парень Витя. Они миновали поселок, вышли на заброшенную проселочную дорогу, которая вела к отдаленному развалившемуся хутору, и здесь, на пустынном месте, Витя сообразил, что стоит старику обернуться, и тот сразу заметит своего преследователя. Так оно и произошло на подходе к хате. Дударь словно споткнулся и вполоборота стал пристально рассматривать своего нежданного спутника. Витя был о многом предупрежден и не мог рассчитывать на дружелюбные объятия при встрече с мнимым глухонемым. Но он был парень плечистый и крепкий, а бежать обратно ему самолюбие не позволило. Но и стоять на месте было ужасно глупо. Он пошел вперед, правда, не очень быстро.
Дальнейшего он никак не ожидал. Дударь взмахнул рукой в приветливом жесте и громко прохрипел:
— Шагай-шагай, не робей, никакого худа не сделаю!
Парень подошел, но был весь настороже, отметив, что старик свою маскировку почему-то отбросил. Даром такое не делается.
Дударь продолжал хрипло говорить:
— Ну чего ходишь за мной от самой Красовщины? Приказали? Не надо уже никаких приказов, пойдем в хату, я тебе что-то дам, и валяй ты обратно к тому начальнику, который тебя послал.
Еще ничего не понимая, Витя вошел в неогороженный двор. У погреба жалобно блеяла привязанная черная коза. Ее разбухшее вымя почти волочилось по земле. Земля была выедена и вытоптана вокруг, а пересохшее корытце опрокинуто. Старик вынес из хаты солдатский котелок и прежде всего сел доить козу. Потом отвязал ее и хлестнул веревкой:
— Ну, иди на все четыре, кормилица-поилица, да серым не попадайся. Авось кто и подберет тебя.
Потом он оглядел своего гостя с ног до головы и опять прохрипел:
— Неженатый? Ну так твое счастье, что попался на пути. — Он заглянул в низенькую кладовку и вынырнул оттуда с желтой сумкой. — Вот, пригодится тебе на свадьбу и обзаведение. Да не сумка — ее ты начальникам отдашь, а держи деньги. Их можешь не отдавать — мои. Здесь порядочно. А побрезгуешь, выкинь к свиньям собачьим.
Он перевел дыхание, словно долго бежал, и уже размеренно проговорил:
— Теперь так. Запомни четыре слова и передай их своим в Красовщине. Не перепутай. Вот так скажи: «Быстро берите парашютиста-художника». Чего вытаращился? Беги! Э-э, понял: боишься приказ нарушить и меня оставить без догляду. Ну, тогда выбирай сам: или доброе дело делай, или за покойником наблюдай…
Витя был парень не из робких, но испугался, глянув в глаза Дударя. Он не видел глаз. Вместо них были тусклые белесые пятна без зрачков.
И он ушел с хутора, а потом побежал изо всех сил по прямой дороге в колхоз, на ходу пытаясь переварить все увиденное и услышанное за последние полчаса.
Где-то через километр его догнала «Победа». Василий Кондратьевич сквозь облако пыли крикнул:
— Ну где он? Упустил?
Давясь воздухом, Витя все рассказал. Подполковник грохнул кулаком по стеклу:
— Э-эх, молодо-зелено! Нельзя было оставлять его. Водитель, разворачивайся на луг и забудь, что у тебя легковушка, гони к хутору, как на танке.
Но на хуторе уже не было ни души, даже коза сбежала.
— К берегу! — скомандовал Василий Кондратьевич. — Показывай, Витя, где он вылез из лодки.
…Болеслав Могилевский вышел к лодке медленным и чуть торжественным шагом. Он оттолкнулся от берега и поплыл к омуту, где часто ловил язей. Там он заметил две торчащие из кустов удочки, но это его не смутило. Пустив лодку по течению, он поднял с днища валун-якорь, обмотал веревку вокруг шеи и вдруг локтем ощутил в кармане брюк что-то твердое. Пошарил и достал ту самую мину. А взрыватель? Вот он, в ватнике. То и другое старик порознь зажал в кулаках и, сильно размахнувшись, швырнул на берег:
— А ну, хлопцы! Зробите салют на реке по мою душу!
И без всплеска перевалился через борт.
…Совершенно изумленные и перепуганные всем виденным, Варька и конопатый Юзик глядели то на черную воду, то на зарывшийся в песок металлический брусок и светлый цилиндрик. Юзик первый вскочил на ноги и бросился бежать от берега, захлебываясь в крике:
— Ду-да-рь уто-пи-лся!
Но тут из-за луговых кустов на мальчишек вылетела коричневая «Победа», и подполковник быстро затолкал их в машину, чтобы не оглохнуть от истошного вопля.
Разобравшись в происшествии, он кинулся к омуту и сразу понял, что своими силами
