безумец, ибо глупости, которые он сам навыдумывал, он назвал откровением своего отца Солнца; [инка приказал] ему сразу же возвратиться в Читу и никогда больше не покидать ее под страхом его [инки] гнева. С тем принц вернулся охранять своих лам, пребывая в еще большей, чем прежде, немилости у своего отца. Самые близкие [родичи] короля инки, каковыми являлись его братья и дяди, которые присутствовали при [встрече с сыном], будучи весьма суеверными и [веря] в предсказания, главным образом связанные со сном, по-иному восприняли то, что рассказал принц, и они сказали инке, что нельзя было пренебрегать посланием и предупреждением Инки Вира-кочи, своего брата, [поскольку] он сказал, что был сыном Солнца и что он пришел от его имени. И не следовало думать, что принц стал бы выдумывать те соображения (razones), [проявляя] непочтительность к Солнцу, ибо было бы кощунством выдумывать их, не говоря уже о том, чтобы произносить перед королем, своим отцом. Поэтому было бы хорошо слово в слово проверить рассказ принца и, основываясь на нем, совершить жертвоприношения Солнцу и познать его предсказания, чтобы узнать, предначертано ли им добро или зло и что необходимо выполнить все приготовления для столь серьезного дела, потому что оставить все без защиты означало бы не только причинять себе ущерб, но и также проявить неуважение к Солнцу, общему отцу, который направлял то предупреждение, а также к Инке Вира-коче, его сыну, который принес его, что в дальнейшем привело бы к нагромождению одних ошибок на другие.

Инка по причине ненависти, которую испытывал к дурному характеру своего сына, не хотел принимать советы, которые давали ему его родичи; он предпочел сказать, что не следует обращать внимания на рассказ неистового безумца, который вместо того, чтобы исправиться и смягчить жестокость своих дурных наклонностей, чтобы заслужить благодарность своего отца, приходит с новыми глупостями, за которые и за странность которых он заслуживал отречения и отстранения от своего положения принца и унаследования королевства, что он [инка] хотел немедленно сделать и избрать одного из его братьев, того, кто стал бы подражать своим предкам [и] благодаря своему милосердию, доброте и любезности был бы достоин именоваться сыном Солнца, ибо не было бы разумным, чтобы безумец, полный гнева и жажды мщения, разрушил бы кинжалом жестокости все то, что все инки прошлого благодаря милосердию и благодеяниям подчинили своей империи; что они [родичи инки] должны были понять, что все это имело гораздо большее значение [и требовало] предупреждения и принятия необходимых мер, чем безрассудные слова одного неистового [человека], которые сами по себе говорили о том, кому именно они принадлежат; [и,] если он [чем-либо] не подтвердит свое дерзкое утверждение о том, что послание было от сына Солнца, он прикажет отрубить ему голову за нарушение [приказа] об изгнании, который был ему дан. По этим причинам он приказал им, чтобы они не касались бы [больше] того дела, а придали бы его вечному умолчанию, ибо он испытывал великий гнев от любого воспоминания о принце [и] что он уже знал, как ему следует с ним поступить.

По приказу короля умолкли инки и больше не говорили об этом, хотя в душе они продолжали испытывать страх, [ожидая] недобрые события, ибо эти индейцы, как и все остальное язычество, очень верили в предзнаменования, и особенно они придавали большое значение снам, и еще больше, когда дело касалось снов короля, или наследного принца, или верховного жреца, которые среди них считались богами и крупнейшими оракулами; когда сами инки не говорили [о том], что им приснилось, прорицатели и колдуны просили их поделиться своими снами, чтобы объяснить их и провозгласить [предсказание].

Глава XXIII. Мятеж чанков и их древние подвиги

Три месяца спустя после [вещего] сна принца Вира-кочи Инки (ибо так его стали называть с той поры и в дальнейшем из-за призрака, которого он увидел) пришла новость, хотя и не уточненная, о восстании провинций Чинча-суйу от Анта-вайльа и дальше, что находится примерно в сорока лигах к северу от Коско. Эта новость пришла сама по себе (sin autor), однако молва пришла сбивчивая и таинственная, как обычно случается со схожими делами. И хотя принц Вира-коча видел ее во сне и подтверждал эту новость сном, король не придал ей значения, ибо он счел, что то была [лишь] придорожная болтовня и воспоминание о недавнем сне [принца], который, казалось, уже стали забывать. Несколько дней спустя о той же новости снова заговорили, хотя она все еще оставалась неясной и сомнительной, потому что враги с величайшим усердием перекрыли дороги, чтобы [никто] не узнал об их восстании и чтобы их увидели в Коско раньше, чем узнали бы об их приходе (ida). В третий раз пришла уже весьма точная новость, извещавшая, что народы, называвшиеся чанка, ура-марка, вилька, уту-сульа, ханко вальу и другие их соседи подняли мятеж и убили королевских губернаторов и министров и что они выступили против города [Коско] с войском в более чем сорок тысяч воинов.

Это были те народы, о которых мы рассказывали, что они покорились королю Инке Рока и подчинились империи, но не благодаря любви к его правлению, а скорее из-за ужаса, который испытывали перед его оружием, и, как мы тогда отметили, они затаили злобу и ненависть к инкам, чтобы проявить их тогда, когда представится случай. И вот, видя, что инка Йавар Вакак был столь мало воинственным и скорее запуганным дурным предзнаменованием своего имени, испытывавшим затруднения и неприятности по причине жестокости характера своего сына принца Инки Вира-кочи, и поскольку среди тех индейцев кое-что стало известно о новом приступе гнева, который вызвал у короля его сын, хотя они не знали его причину, и о тех великих немилостях, которым он был подвергнут, они сочли, что настал достаточно [хороший] случай, чтобы показать свои недобрые чувства, которые они питали к инке, и ненависть к его империи и господству. И так они по возможности в кратчайший срок и тайно встретились друг с другом, и призвали своих соседей, и все вместе собрали могучее войско из более чем тридцати тысяч воинов, и двинулись на имперский город Коско. Виновниками этого восстания и теми, кто подстрекал других господ вассалов, были три главных индейца-кураки трех больших провинций народа чанка (этим именем [также] называются многие другие народы); одного из них звали Анко-вальу, юноша двадцати трех лет; другого Тумай Варака и третьего – Хасту Варака: эти двое последних были братьями и родственниками Ханко-вальу. Предки этих трех царьков до