– Да? – Анна явно обрадовалась этому открытию. Она еще не подозревала, насколько Яна сложный человек, а стало быть, питала напрасные надежды сдружиться с ней и найти на Кипре верного друга из России. – А с какой ты улицы? Где живут твои родители?

Яна смотрела несколько мгновений на Анну, не произнося ни слова, во взгляде ее мелькнуло что-то ехидное. Наконец она произнесла обрывисто:

– На улице Советской.

– Так ведь это моя родная улица! Там частный сектор, практически деревушка. Какой номер дома? Я тебя не помню. А я всех там знаю.

– Так уж и всех! – Яна усмехнулась.

– Да там домов-то: раз, два и обчелся. Так какой номер дома у твоих родителей?

– Я точно не помню.

На этот раз изумился даже я.

– Яна, ты что? Как можно не помнить номер родного дома?

Впервые за весь вечер самообладание покинуло Яну, она начала сердиться.

– Да что вы пристали? Одиннадцатый, кажется.

– Одиннадцатый – это дом моих родителей.

– Значит, я просто не помню.

С каждым последним днем я убеждался все сильнее, что не знал истинной Яны, и вот данный разговор в горной ночи, когда миловидная добрая Анна, совершенно не ставя себе такой цели, вдруг загнала ее в угол и поймала на, вероятно, ничем ином, как лжи, вызвал во мне неподдельный интерес. Что это была за женщина, менявшая характеры, как перчатки, не знавшая адрес родного дома, покупавшая заграничные виллы и дорогие иномарки за наличные на зарплату амбулаторного врача? Эти темные мысли, казалось, гнездились во мне и прежде, но лишь теперь все они сошлись воедино, и я вдруг вспомнил еще одно событие. Давно забытая сцена, случившаяся более года назад в кабинете Яны, когда Лида обвиняла ее в опасном уколе и проведении экспериментов над людьми!

Быть может, это ночная прохлада и необыкновенная, бодрящая свежесть, разлитая в воздухе, быть может, это сонливость, усталость после длительного путешествия и поиска дороги в гостиницу, так подействовали на меня, что во всем мне мерещились знаки, мистика, рок, потому что утром я забыл о своих подозрениях.

Тот странный вечер закончился благополучно: Леша подсказал нам, как быстро выехать на трассу, откуда можно было спокойно доехать до гостиницы, а я обещал первым делом навестить их, когда мы переедем на Кипр.

На следующий день мы вернулись в Москву – я был убежден, что на этот раз совсем ненадолго – однако судьбе было угодно сплести для меня другую канву событий, и вновь я ошибся в своих предсказаниях.

Уже через два дня после возвращения мы вновь повздорили с Яной. На сей раз причина была настолько серьезной и неожиданной, что я совсем не знал, как к ней подступиться. Все началось с того, что я заговорил о поиске работы. Мы сидели в итальянском ресторане после работы и глядели из большого окна на вечернюю Москву. Как уютно и тепло было внутри, в полумраке зала, где горели неяркие лампы и электронные свечи на столах, особенно при взгляде на лужи, бесконечно мерцающие от ударов капель дождя, и прохожих, кутающихся в пальто и куртки и открывающих зонты всех оттенков и раскрасов.

– У меня прошло первое собеседование в компанию Леши. – Я был счастлив столь стремительным развитием событий и жаждал поделиться своей радостью с Яной. – Леша сказал, что менеджер остался очень доволен. Еще два собеседования пройдут на следующей неделе, и тогда уж точно можно паковать чемоданы. Тебе тоже нужно будет написать заявления.

Казалось, эта тема была столько раз обговорена и замучена нами, что последние слова были излишни. Ведь каждое утро у нас начиналось с зачитывания новостей из оппозиционных каналов, а день заканчивался просмотром либеральных блогеров и артистов. Мы жили в искусственно созданном мире, где все, что только могло, противопоставлялось власти и российскому обществу, по сути мы уже годы не принадлежали своей стране и своим соотечественникам и существовали будто бы в воздухе, потому что так и не приземлились в края, где нам было бы хорошо, и где нас все бы устраивало. Оттого надменное недоумение, с каким Яна встретила мой вопрос, ошарашило меня:

– Какие заявления?

– Как какие? Об увольнении.

– Да ты что, Саш. Я сейчас не готова говорить об этом.

– Как эта не готова? Ты что, вдруг передумала?

– Я не обещала ничего подобного так скоро.

– Мы с тобой договорились о переезде.

– Да, но ведь сроки мы не обговаривали.

– Давай сейчас обговорим. Когда?

– Точно не в этом году.

– Что?! Да ты смеешься надо мной? А как же вилла на Кипре? Зачем тогда…

– Это все на будущее, чтобы деньги не потерять… Вдруг режим конфискует все со счетов.

– Но почему? Ведь твой медицинский диплом на Кипре котируется, и нет ничего, что бы тебя удерживало здесь!

– Саш, ты пойми, я сейчас слишком хорошо зарабатываю, чтобы уехать.

– Работая врачом?!

Яна улыбнулась устало, приспустив веки, как улыбаются взрослые бестолковому ребенку, который в очередной раз задает невыносимо глупый вопрос, ответ на который столь очевиден, что и объяснять ему ничего не хочется.

– Да, представь себе.

– Но на Кипре зарплаты очень высокие. И пенсии.

– Несопоставимо с моим уровнем дохода сейчас. Небо и земля.

– Сколько же ты зарабатываешь, если кипрская зарплата тебе кажется ничтожной?

Яна повела бровями.

– На такие вопросы я не отвечаю.

– Хорошо, не отвечай, имеешь право. Но скажи мне… Как?! Простой гинеколог, даже не хирург… Как?! Откуда такой высокий уровень дохода. Я даже не верю тебе.

– Это допрос? Мне неприятно, что ты лезешь в мои личные дела. Я же не спрашиваю тебя, с какого перепугу тебе как айтишнику платят столько, сколько школьный учитель и не мечтает получать. А ведь это более важная профессия, чем твоя.

– Мне нечего скрывать, я готов ответить на любой твой вопрос, даже 2-НДФЛ готов показать. У меня белая зарплата. А все-таки я не понимаю, откуда у тебя…

– Закрыли тему.

Последние слова Яны, прозвучали так жестко, будто хлестнули меня, и мне почудилось, что я мгновенно ощутил металлический вкус во рту. Что оставалось делать? Уйти, бросить все? Умом я понимал, что это был единственно верный путь, но отчего-то сердце не слушалось, и я никуда не уходил, словно был пригвождён к своему креслу и к этой странной, то холодной, то страстной, то жесткой, то нестерпимо милой хамке. Почти в полном молчании мы провели остаток вечера, обсуждая лишь новости и смеясь над патриотическими блогерами.

Ночью я ворочался в постели, пока