Шрифт:
Закладка:
# # 1 Без малого 12.5 км..
Бегемот приблизился к пещере и, — Тобиус был готов к этому, — заревел, а потом из темноты донёсся ответный рёв и на этот раз тройная Стена Глухоты кое-как спасла хрупкий человеческий организм от погибели, чтобы он смог засвидетельствовать явление чего-то большего, чего-то, что существовало только в легендах. Из пещеры, осыпаемый меловой крошкой, вышел бегемот, белый, как и всё вокруг. Живая гора со шкурой, похожей на гряду гранитных скал и седой шерстью. Его громадные рёбра-рога были обломаны, но даже без них зверь превосходил бурого сородича размерами раза в три, не меньше. Испуганный и восторженный человечек, пожирая диво глазами, какой-то неуёмной расчётливой частью своего мозга прикидывал, что на спине этой особи мог бы поместиться средних размеров город, обнесённый крепостной стеной.
«Древний бегемот», именно так просто и незамысловато называли сие существо бестиологи времён золотого века магии. Некоторые из них считали, что бегемоты бурые, являлись своего рода личинками, не достигшими самой последней стадии взросления существами, при этом совершенно полноценными, способными к размножению. Это явление носило название «неотения», и было свойственно некоторым видам членистоногих, земноводных, но никак не высшим млекопитающим. Гипотеза так и осталась неподтверждённой, бегемоты жили и умирали, сохраняя свой исконный бурый окрас, но лишь изредка встречались среди них белые особи, совершенно громадные, неописуемо старые, — те, кто достиг последней стадии взросления, чего по неизвестным причинам не могли или не желали остальные.
Древний бегемот вышел навстречу молодому сородичу, и «почва» ушла у Тобиуса из-под ног, потому что его скакун вдруг упал на подкосившихся ногах. Он лежал обессиленный, издавая тоскливые звуки, вздыхал и жаловался, жаловался и вздыхал. Поднимая сильный ветер ноздри древнего бегемота принялись обнюхивать молодого, пока конец тупой морды не приблизился к самой крупной ране на спине. Исполин отшагнул немного, высунул язык и провёл им по белой почве каньона, после чего — по зловонной ране. Это повторялось много раз, мел, камни, прочий сор, перебирались вместе со слюной на эту рану и иные тоже, пока те не оказались полностью покрыты своеобразными пробками, походившими на сгустки строительного раствора. Древний бегемот прекратил, долго нюхал дело языка своего, словно в задумчивости, а потом один его глаз обратился на Тобиуса.
Серый волшебник мог бы поклясться, что глаз был слеп. Цвет радужки, состояние склер, скопления отмерших клеток, сукровицы, давно засохшего гноя в уголках век — всё указывало на это. Древний бегемот не видел, но знал о существовании крохотной блошки и смотрел прямо на неё своим слепым оком. Крохотная блошка поняла вдруг, что ей пора, что больше её присутствия терпеть не будут. Она спрыгнула с лежащего бегемота и упала на чары Перины, которые держала при себе с того времени, как начала лазать по деревьям.
Шлёпая босыми ступнями по меловой белизне, маг пошёл прочь. Он двигался в тени головы древнего бегемота, и вся кожа его становилась гусиной и волосы приподнимались дыбом от ощущения рядом чего-то настолько большого. Через время Тобиус вновь оказался под солнечными лучами, но продолжал идти, зная, что в спину ему смотрел второй, наверняка тоже слепой глаз. Он не смел обернуться, не смел убедиться, что на него смотрят, он торопился прочь своими смехотворными, крошечными шагами и солнце озаряло его путь так ярко, что приходилось щуриться.
Месяц окетеб начался, но сезон тёплой осени имел шансы продлиться ещё недели на полторы, если повезёт. Дальше воцарится пора слякотных дождей и шумных гроз, а маяк всё двигался… Маяк вновь появился! На спине гиганта волшебник немного нагнал симианов и этому нельзя было не радоваться! Дальше, однако, ему предстояло вновь отстать и ничего с этим не поделаешь.
Порезав ступню об острый кремень, торчавший из почвы, рив всё же решил вновь обуться и продолжил путь, созерцая пустынную красоту каньона. Ветер носил вокруг мел и вскоре Тобиус целиком побелел; даже Лаухальганда, вылезший из сумки, сменил родную черноту на неровную безвкусную белизну.
Высокие и низкие скалы, великанские столбы, узкие у основания, но широкие ближе к вершине утёсы, крупные камни, всё это разнообразило белый пейзаж, пока человек двигался на юг. Края каньона тем временем ширились, с них падали чёрные крылатые точки, внушавшие лёгкую тревогу. Стервятники на живую добычу не падки, а вот какая-нибудь хищная птица из тех, что покрупнее, вполне могла бы… хотя, откуда здесь взяться стервятникам или хищным птицам? В этой белой пустоши, казалось, жизнь прекратилась уже давным-давно. Если бы не два бегемота, оставленных позади, Тобиус решил бы, что угодил в совершенно лишённую жизни аномалию. Мысли об этом всё твёрже отвоёвывали место у него в голове, уж слишком сильно каньон походил на отрезок чужеродной реальности, каким-то образом затесавшийся в ткань Валемара.
Белая почва под ногами была сухой и твёрдой, расчерченной ломаными линиями трещин и те растения, что каким-то чудом смогли прорасти в ней, всё равно давно иссохли. Голые остовы кустарников, очень редкие деревца без единого листика, поднеси огонёк — обратятся пеплом в мгновение. А ведь рядом текла полноводная река.
Солнце словно избрало каньон излюбленным местом своего внимания, бархатная тёплая осень превращалась внутри величественных стен в знойное сухое лето. Такое сухое, что и воды из воздуха было не сцедить. Тобиус потерял счёт времени… когда он осознал это, стало не по себе. Не должны маги терять счёт времени! Не должны… Однако чувство своего местоположения в пространстве он не утратил, нет, точно ощущал расстояния, отделявшие его от многих запавших в память мест, от дома; а также ещё видел искорку магического маяка. Стал вопрос о том, чтобы повернуть назад или, возможно, хотя бы поднять себя в небо. Он не знал, как это помогло бы, но подозревал, что что-то не так с энергетикой этого монструозного шрама на теле Валемара. Ощущение Дара никуда не делось, все заклинания были готовы к использованию, только лишь время…
Взяв себя в руки, маг ускорил шаг, а потом ещё и воспарил невысоко над землёй. Он держался воды, чтобы постоянно иметь к ней доступ и, продвигаясь довольно быстро, постоянно осматривался. Истинное Зрение подтверждало всё, что видели глаза, — вокруг царило полное отсутствие жизни, даже пресмыкающимся и насекомым не находилось места