что-то другое. На что заменили витамины, не скажу пока. Тут искать долго придется, методом тыка и подбора. Слыхал о таком?

– Вот сейчас узнал, – хмыкнул Гуров и задал вопрос, ради которого звонил криминалисту: – Скажи, ожоги от борщевика сильно опасная штука?

– Ну, если ты голый изваляешься в соке из стеблей, а потом ляжешь загорать, то можешь и помереть. Принцип такой же, как у ожога, – чем больше площадь, тем сильнее опасность. Фитотоксичность называется, сок сам по себе не опасен, он повышает чувствительность к ультрафиолету. Его состав резко снижает способность кожи защищаться от солнечных лучей, и возникает тяжелое поражение кожи. Похоже на ожог, но из-за размера и проникновения на глубину кожи опаснее, чем термический. То есть от высокой температуры.

Гуров замер, ошарашенный информацией. Так вот почему его ожог начал зудеть только после того, как он прошелся через кусты по полю! Но тогда смерть Исаевой выглядит вдвойне странной, ведь она приехала сюда ночью, когда ядовитое растение было для нее не опасно. Кто-то удерживал несчастную женщину под лучами солнца, и ее убийца бежал буквально под носом у случайного прохожего.

– Если ты для себя, то пораженное место обработай антисептиком, наложи повязку и принимай обезболивающее. Болеть будет адски несколько дней. И пузырь этот не трогай, пускай сам лопнет. Если больше ладони поражение, то лучше в больницу, Лев Иванович, чтобы инфекцию не занести, – тем временем бубнил в трубке голос Зимина.

Лев прервал его:

– Сегодня тело привезут. Предварительная версия – сама по глупости залезла в заросли борщевика. Но было это ночью, так что посмотри ее. Надо понять, как ее удерживали. Подпоили, отравили, связали или что-то другое. Не верю, что она ночью добровольно поехала в лес, разделась, валялась в зарослях сорняка и потом загорала до кровавых пузырей.

Криминалист тяжело вздохнул:

– Я еще с вещами из квартиры не разобрался, пощадите, товарищи опера.

Лев, обрадованный, что его подозрения оказались небеспочвенными, совсем ожил:

– Я только начал, держись, к вечеру тело привезут и одежду погибшей.

– Неугомонный ты, Лев Иванович, – поцокал осуждающе криминалист и отключил вызов.

А опер уже заводил машину, впереди ждет еще много дел.

Остаток дня он провел в разъездах по городу: вместе с участковым все-таки попал в комнату Исаевой, но ничего интересного больше не обнаружил; произвел выемку всей ее рабочей документации под ошарашенные взгляды двух сотрудниц; даже успел вечером снова побывать в палате у Горюцкого. Но тот, раздраженный болью от травм, только повторял как заведенный, что никакой Исаевой, Стрекозы или Марины не знает. На фото фыркнул пренебрежительно:

– В матери годится мне ваша Стрекоза. Размалеванная, как дешевая актрисулька, все линии неровные, пропорции не соблюдены. Лучше бы ты, опер, старика искал, который нам скульптуры эти таскал. Кто он такой и откуда взялся?

Хоть Горюцкий не нравился Гурову, раздражал своим высокомерием и двуличностью, но не признать здравость его рассуждений опер не мог. Не все участники этого дела еще обнаружены, живыми или мертвыми. Важный связующий элемент между бандитами и произведениями Лидии так и не был опознан, а без него у Льва не складывалась общая картина преступления. Правда, когда он вышел из больницы, то понял, что закончились последние силы. Поездка домой по вечерним нескончаемым пробкам показалась бесконечной, но в квартире Мария заговорщически приложила палец к губам и кивнула в сторону кухни:

– У тебя гости.

На кухне его ждал Стас. При виде напарника он прошептал:

– Вот так ты дома отлеживаешься, да? Жена даже не в курсе, что у тебя сегодня отгул на весь день. – Потом присмотрелся к новым багровым отметинам на лице. – Я так понимаю, не к любовнице ездил, а работать кинулся.

Мария перед огромным зеркалом в коридоре красилась перед выходом на вечерний спектакль. Она заглянула в кухню с легким пальто в руках:

– Что-то слышала про любовницу. Планируете холостяцкую вечеринку? Об одном прошу: посуду за собой вымойте, мальчики.

Крячко шутливо отдал ей честь:

– Так точно, товарищ домашний генерал. Все будет вымыто и блестеть.

Мария окинула критичным взглядом лицо мужа с ссадинами и пятнами от ожога:

– Муж тоже должен блестеть.

– Будет как новенький, Машенька. – Стас подскочил и ловко помог ей надеть пальто. – Обещаю!

Мария покачала головой и бросила на мужа укоризненный взгляд. Уж она-то как никто другой знала, как он забывает обо всем на свете во время очередного расследования. Сон, еда, жена отходили на второй план, когда перед Львом стояла новая загадка. За столько лет семейной жизни она привыкла к этому образу жизни, но все-таки приучила Льва давать себе хотя бы небольшой перерыв в работе.

После того как хлопнула входная дверь, Стас покачал головой:

– Давай выкладывай, охотник за привидениями, где пропадал весь день.

Лев уже гремел кастрюлями на плите:

– Только перекушу. Ты расскажи лучше, новости по делу контрабандистов есть? Что со списками скульптур из мастерской?

– Новостей хороших мало. – Крячко отхлебнул из чашки уже остывший кофе. – Эксперта я нашел из музея, тот над скульптурами охал и ахал долго: «Какая работа! Не отличить!» Запросил месяц на экспертизы, будет состав изучать и сравнивать с произведениями искусства того времени. Целую лекцию мне по каждой фигуре прочитал, кто сделал да как ее фашисты украли. Четыре часа его слушал, могу теперь диссертацию написать про похищенное культурное наследие. Сказать, сколько и каких фигур в мастерской было на момент смерти Журиной, никто не может. Внук не интересовался, соседка, которая там убиралась, только вздыхает и плачет, а Горюцкий после общения с адвокатом вообще информацию по крупинкам выдает. Не признает факт мошенничества, потому что сделки за предыдущие годы мы пока доказать не можем, не знаем, кому и что продавали. По той партии, с которой мы его взяли, можно только организацию кражи имущества Журиных предъявить. Потерпевших владельцев скульптур, правда, де-юре нет на данный момент. Старик умер, внук еще в права наследования не вступил. Вор, которого нанял Горюцкий, мертв. В консульствах как только я начал говорить о купленных подделках, так все в обморок падают и бегут на консультацию к юристам. Короче, куда ни кинь, всюду клин, Лева. До суда хороший защитник развалит все, и на банду ничего не останется, кроме убийства Слона и одноразовой кражи скульптур Журиной, да и те из-за малой ценности на крупняк не потянут. Плакала наша серия эпизодов международного мошенничества и командировки за границу.

Обычно задорный Крячко сидел нахмурившись, понимая, что именно ему завтра придется докладывать генералу о проделанной работе и неутешительных выводах. Поэтому даже поехал к своему напарнику