Прекрасен общий вид Бомбея с горы Малабар. И все-таки даже с высоты глаз не может охватить весь город. Гигант Бомбей, огибая море, уходит далеко на юг и, взбираясь на голубые горы, теряется где-то в глубоких ущельях. Только на востоке едва заметно просматриваются окраины и поселки, разбросанные неподалеку от города. Они выглядят как обломки льда, оторвавшиеся от ледяного материка.

За пять дней мы, конечно, не могли составить себе полного представления о такой громаде, как Бомбей, и потому для нас особенно важно, что с вершины малабарского холма можно соединить воедино наши разрозненные впечатления. Итак, перед нами архитектурный ансамбль вполне европейского типа. Преобладают четырех-пятиэтажные здания. Этот потолок города разрывают только прибрежные высокие здания, похожие на вертикально поставленные спичечные коробки.

Отсюда нам виден и морской порт со множеством погрузочных кранов. Точно лес после пожара. Впрочем, порт мы можем наблюдать ежедневно. Наш «Гранд-отель» — рядом. Совсем недавно я увидел из окна своей комнаты светлый лайнер, шедший к порту, и прочел название корабля: «Александр Блок»! Рыцарь Гаэтан в Бомбее… Здравствуйте, Александр Блок!

Малабарский холм интересен не только как наблюдательный пункт, но и сам по себе. Великолепен раскинувшийся здесь парк, ухоженный замечательными садовниками. Из зеленых массивов кустарника садовыми ножницами вырезаны фигуры зверей и птиц: слонов, тигров, страусов. Дети приходят в неописуемый восторг при виде их.

Дневной зной понемногу спадает, и над морем повисает зыбкий белесый занавес. Сквозь него светлыми видениями проступают идущие к порту корабли. Ближе к горизонту марево сгущается до синевы, которая живописно подчеркивает зелень гор, поросших лесом.

Но что это за небольшой уступ? Он высится особняком й по очертаниям напоминает горб верблюда. Над уступом парит все время стая орлов. Впрочем, иногда все орлы разом садятся на землю. В чем дело? Нам объясняют, что парсы приносят сюда останки своих умерших единоверцев. Ритуал похорон у этой народности, исповедующей древнюю религию — зороастризм, выглядит для современного человека жутковато. Прежде чем нести сюда труп, парсы вспарывают живот и грудь, чтобы внутренности, которые должны быть расклеваны орлами, были на виду. Меньше чем за один час орлы полностью справляются со своей задачей: освободить тела мертвых от внутренностей.

Индийские парсы — это ветвь народа, населяющего Иран и исповедующего ныне ислам. Однако мусульманство еще не родилось в те далекие времена, когда эта группа пришла в Индию. Теперь термин «парсы» обозначает в Индии и национальность и религию.

…Наступает вечер сборов в дорогу. Появляется наш хмурый гид мистер Икс, которому мы дарим в виде сувенира механическую бритву. Подарок этот был выбран без всяких задних мыслей, и, только вручив его, мы вдруг испугались — не обиделся бы наш гид, не принял бы это за намек на свои нависшие лохматые брови, обильные бакенбарды и давненько небритый подбородок. «Тэнк ю вери мач», — произносит он, и губы его кривятся неопределенной гримасой, обозначающей, очевидно, улыбку. Затем он снова замыкается и обретает харак-терний для него вид человека, которого слишком рано подняли с постели.

…Аэродром все тот же. Ясно, что за пять суток, проведенных нами в Бомбее, здесь непрерывно текла эта неиссякаемая толпа людей, для которой безнадежно мал этот огромный зал, несмотря на то что здесь впору степному коню расскакаться. Так что на этот раз мы перестали чураться полиции и охотно проследовали за мистером Иксом в тот же полицейский пункт, где нам помогли в день приезда пробиться сквозь толпы.

Снова огни Бомбея под крылом нашего самолета. Но теперь это уже не чужие нам огни. Здесь остаются наши новые друзья, интересные собеседники, памятники старины, восхитившие нас, книги и документы, обогатившие наш интеллект.

Уже двадцать дней, как мы покинули свою родину. Не один раз уже приключались с нами приступы ностальгии. Теперь мы познали и грусть разлуки с чужим, но полюбившимся нам городом.

ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ

1

Хардвар. Философская беседа в ночном поезде. Новая разновидность хиппи. Подайте прокаженному!

Если Бенарес — Мекка индуистской религии, Хардвар — это, несомненно, ее Медина. Бенарес стоит на срединном течении священного Ганга, Хардвар — у его истоков.

Впрочем, мы стремимся в Хардвар отнюдь не потому, что уверовали в изречение: «Горе тому, кто обходит святое место!» Нас влечет сюда нечто куда более материальное, чем святость Ганга. Именно здесь, в городе паломников и богомольцев, возводится современный завод по производству тяжелого электрического оборудования. И возводится он с помощью Советского Союза.

Лакомый кусочек для пишущей братии! Тут и тема дружбы народов, и братской помощи развивающейся стране, вырвавшейся из колониального рабства, тут и образы советских специалистов, обучающих индийских рабочих, и благодарное отношение местных жителей к нам, советским людям. Материал так и лежит на поверхности, только успевай брать его — и очерк сам выльется из-под пера.

Но па пути к Хардвару мы должны снова побывать в Дели, где, впрочем, решено не задерживаться. Тем не менее короткая остановка в столице кое-что прибавляет к нашему представлению о ней. Хотя гостиница «Джан Патх» нам уже знакома, но открывающийся из ее окон пейзаж выглядит теперь иначе, поскольку мы обрели масштаб для сравнения. Мы сопоставляем климат Дели с теми приморскими городами, которые повидали. Привыкнув к влажному воздуху приморья, к его белесой дымке и туману, мы ошеломлены теперь яркостью света и солнца, которым одаряет нас Дели. Кстати, за все три индийские недели мы еще ни разу не видели в небе ни единого облачка.

Интересная делийская встреча: мы с Исааком отправляемся с визитом к известному драматургу и литературоведу доктору Лакшми Нараянлалу.

В небольшом доме на одной из тихих улиц Дели нас встречает человек средних лет и среднего роста, с наружностью скорее подходящей для спортсмена, чем для мыслителя. Но первое впечатление обманчиво. Стоило доктору заговорить, как сразу становится ясно, что он интенсивно живет в сфере духовных интересов и принадлежит к тому типу людей, которые не ждут, пока их спросят о мнении, а спешат активно и часто в полемической форме высказать свои взгляды.

Он начинает со своеобразного наскока на старшее поколение писателей. Те фигуры, на которые принято