В судебно-медицинском заключении упоминается вторая пуля, попавшая в его левое бедро с выходным отверстием диаметром три сантиметра. Однако на фотографиях, сделанных через несколько мгновений после его смерти, на его штанах нет следов крови. И на снимках из морга, где его обнаженное тело лежит на стальном секционном столе, ран на левой ноге тоже не видно.

Нет сомнений, что отец, раненный в плечо, упал на крышу и не мог бежать. Поэтому я хочу основное внимание сосредоточить на третьем выстреле, который мгновенно убил его. Пуля попала ему в «верхнюю часть конхи правого уха с выходной раной неправильной формы с вывернутыми краями в нижней левой преаурикулярной области». Пуля, калибр которой в отчете не упоминается, вошла в голову через правую сторону и вышла через левую.

У меня нет желания разжигать новую дискуссию, но я абсолютно уверен, что эту пулю отец выпустил сам, именно так, как всегда собирался застрелиться, чтобы его не схватили живым: в правое ухо. За время охоты на него он несколько раз говорил мне, что в день, когда столкнется лицом к лицу со своими врагами, он расстреляет по ним лишь четырнадцать из пятнадцати патронов из пистолета Sig Sauer, а последний оставит для себя. На фото тела Пабло на крыше можно рассмотреть, что пистолет Glock остался в кобуре, однако Sig Sauer валяется рядом, явно использованный.

Последний раз отец упомянул о возможности самому забрать свою жизнь во время рейда, разговаривая с одним из своих людей по радиотелефону. Я не смог забыть эту фразу. И конечно же, я не знал, что у «Поискового блока» осталась запись и что я снова услышу эти слова спустя много лет после смерти отца:

«Этим ублюдкам никогда, бл*дь, не взять меня живым!»

Даже в самых тяжёлых обстоятельствах мы писали друг другу письма, и это делало нашу семью крепче.

ПЕРЕВОД ПИСЬМА:

Медельин, 29 марта 1987 года.

Любовь моя,

Сегодня исполняется одиннадцать лет с того дня, как нас связали узы любви. Скажу тебе правду: я очень счастлив быть с тобой рядом.

Я никогда не уйду от тебя.

Очень сильно люблю тебя,

Пабло Эскобар

ПЕРЕВОД ПИСЬМА:

Твоё присутствие – лучший подарок на этот канун Рождества.

Ты – лучший сын, и это знание даст мне сил преуспеть во всех сражениях и трудностях.

Жизнь ставит на нашем пути множество испытаний, но все они сделают нас ещё сильнее, неуязвимее и ближе друг другу.

Люблю тебя всем сердцем и душой.

Твой папа

24 декабря 1992 года.

После побега из «Ла-Катедраль» отец снова связался с правительством, чтобы обсудить условия новой капитуляции. Но они так и не договорились.

ПЕРЕВОД:

Я приму все обвинения, но мне нужно знать, какие именно, и я хочу, чтобы прокуратура была готова согласовать эти обвинения со мной.

Мне нужна гарантия, что меня ни под каким предлогом не переведут в другую тюрьму.

Защита моей семьи имеет исключительно важное значение.

Эпилог

Двадцать лет в изгнании

Выбраться из Колумбии было для нас с матерью и сестрой вопросом жизни и смерти. Нас развернули в большинстве столичных дипломатических представительств: Коста-Рика, Германия, Израиль, Австралия, Аргентина, Бразилия, Канада, Венесуэла, Сальвадор, Италия, Перу, Эквадор, Чили, Франция, Великобритания и США.

Католическая церковь также закрыла для нас свои двери. Нам удалось встретиться с апостольским нунцием[97] Паоло Ромео[98] и монсеньором Дарио Кастрильоном[99], чтобы попросить их вмешаться и найти нам место для жизни, но тщетно.

Мы обратились в Международный комитет Красного Креста и Организацию Объединенных Наций. Мы встретились с тогдашним омбудсменом Хайме Кордобой и с генеральным инспектором Карлосом Густаво Арриэтой. Они приняли нас радушно, однако не смогли ничем помочь. Мы обратились к недавней лауреатке Нобелевской премии мира Ригоберте Менчу[100], и она ответила, что это не ее проблема.

В отчаянии мать позвонила даже бывшему президенту Хулио Сесару Турбаю, который ответил ей: «Вспомните Диану, сеньора. Вам прекрасно известно, что сделал ваш муж. Вы знаете, что он убил мою дочь. Я не могу вам помочь». Мы сказали, что несправедливо обвинять нас в действиях Пабло. Мы были его семьей, но не похитителями и не убийцами.

Возможности покинуть страну были исчерпаны, и тогда наш адвокат Франсиско Фернандес решил воспользоваться одним старым законом, позволявшим людям исправлять ошибки в именах или даже полностью изменять имена у любого нотариуса.

Мы договорились о встрече с генеральным прокурором де Грейффом, чтобы обсудить с ним эту идею. Он не увидел никаких юридических препятствий и все же отказался помочь, когда мы попросили оформить новые документы через Управление по защите жертв и свидетелей. Мы лишь хотели минимальных гарантий, что наши новые личности останутся тайной хотя бы ненадолго. Атмосфера на встрече накалилась, и пришлось вмешаться нашему адвокату:

– Послушайте, господин генеральный прокурор, ваш отказ просто нерационален. Вы не можете бесконечно охранять эту семью, да и они – две женщины и двое несовершеннолетних – не могут до самой смерти сидеть взаперти. Каждые пять минут вы сообщаете им, что собираетесь лишить их защиты. Если вы не поможете им получить новые личности и начать новую жизнь, у них не останется выбора – им придется обратиться к прессе и рассказать все, что они знают, и все, что они видели в этом офисе. А мы с вами прекрасно понимаем, что это не обернется ничем хорошим ни для страны, ни для вас. Если вы продолжите держать их в подвешенном состоянии, я посоветую им рассказать прессе все, что им известно. Подумайте, как вы можете им помочь. Вы – генеральный прокурор, поэтому даже не говорите мне, что это не в ваших силах. Раз с вашей подачи их уже выгоняют из каждой страны, с вашей же помощью их и примут.

– Нет-нет. Не переживайте. Я посмотрю, чем смогу помочь, – ответил ему де Грейфф. – Пожалуйста, поймите: для закона они не потерпевшие и не свидетели, так что Управление не сможет помочь им. Но дайте мне посмотреть, что я могу сделать.

– Вот текст закона. Все совершенно легально. Все, что нам нужно – ваше молчание и сотрудничество. Какой смысл менять имена, если на следующий же день их опубликуют в прессе? Эта семья уже очень дорого заплатила, и вы это прекрасно знаете.

В конце концов мы действительно получили новые имена. А в феврале 1994 года через де Грейффа мы познакомились с Изабель,