Шрифт:
Закладка:
Глава 7
Предложение
Николас открыл холодильник и принялся изучать его содержимое.
— Вообще-то я редко ем дома, — услышал старик его голос, доносившийся словно изнутри холодильника. Старик сидел на табурете и водил пальцем по столу.
— Я больше по кафешкам разным или ресторанам бегаю, — продолжал Николас, продолжая рыться в холодильнике. — Что у нас тут есть? Майонез, баночка шпрот и какого-то паштета. Ага, куриный, — Николас достал с полки баночку и начал вертеть ее в руках. Поставив ее на место, он вернулся к осмотру содержимого холодильника. — Кетчуп, есть немного сыра. Пожалуй, это все, — довольное лицо Николаса появилось из холодильника. — Холостяк он и в Африке холостяк. Хотя, — Николас открыл морозилку, — я время от времени покупаю что-то, что может долго лежать и не требует больших усилий для приготовления. Что здесь? — Николас достал из морозилки кулек. — Пельмени. О, это совсем другое дело. А есть еще вареники. С творогом, с картошкой и грибами и с… с вишней. Мы живем! — воскликнул Николас, поворачиваясь лицом к старику. — Вы что предпочитаете, Александр Петрович?
— Я не откажусь от вареников, с картошкой или с творогом.
— Окей, — кивнул Николас. — Я же возьмусь за пельмени. Творогом и картошкой я не наемся. Вот пельменями — другое дело. Только вот, — Николас заглянул в хлебницу. — Хлеба у меня нет. Придется без хлеба есть. Ну да ладно. Не беда. Съедим и без хлеба.
Николас бросил кульки на столешницу, достал из шкафчика две небольшие кастрюли и наполнил их водой из крана, после чего поставил их на камфорки.
— А может вам пельменей, Александр Петрович. — Николас зажег газ и взглянул на старика.
— Нет, нет, спасибо, — отозвался старик. — Я не ем мясо.
— Как это, не едите мяса?
— Мое сердце не хочет, чтобы я ел мясо.
— Ничего не понимаю. А при чем здесь сердце?
— Человек, который живет сердцем, никогда не притронется к мясу.
— Как так? Я без мяса жить не могу. Я скорее откажусь от всего другого, но только не от мяса. Для мужика жизнь без мяса — не жизнь. Мясо — это сила.
— Мясо — это жестокость, страдания и смерть, — старик вздохнул и уткнулся взглядом в столешницу стола.
— Что вы хотите этим сказать?
— Друг мой, ответь мне, пожалуйста, на вопрос: любишь ли ты животных?
— Конечно. Мне особенно собаки нравятся, а еще лошади.
— Ты говоришь неправду, — старик снова вздохнул. Взгляд его все также был устремлен в столешницу стола.
— Почему же?
— Человек, испытывающий искреннюю любовь к животным, никогда не позволит себе употреблять их в пищу. Сердце человека созидает, но не разрушает. Убийство живого существа — есть разрушение. Убийство — есть инструмент разума, лицемерного, невежественного и жестокого. Человек, который живет сердцем, никогда не причинит боль и страдания живому существу.
— Почему? — спросил Николас. — Вам сколько вареников?
— Мне штучки три. Этого будет достаточно.
— Сколько?! — Николас едва не выронил из рук кулек с варениками. — Александр Петрович, простите, но вы, наверное, издеваетесь? Кто ж наесться тремя маленькими варениками?
— Нет, я не издеваюсь, — старик мотнул головой и посмотрел на молодого человека. В глазах его застыли слезы.
— Простите, — пробормотал Николас. — Я не хотел вас обидеть.
— Нет, нет, не беспокойся. Я не обиделся. Я… я просто подумал о животных.
— А, ну тогда нормально, — Николас развернулся и принялся бросать вареники в кипящую воду. Старик улыбнулся, заметив, как Николас бросил в кастрюлю три вареника с картошкой, затем помедлил немного и бросил к ним еще три вареника с творогом. Воду в другой кастрюле он посыпал солью, затем открыл кулек с пельменями и высыпал их все в кастрюлю.
— Ты спрашивал, мой друг, почему человек, который живет сердцем, никогда не причинит боль и страдания живому существу? Я отвечу тебе. Потому что сердце — вместилище добра и мудрости, любви и сострадания. Желания сердца — творить и помогать, любить и заботится. В сердце нет места желаниям сеять боль, страдания и разрушения. Если их и можно где-то найти, так только у себя в голове.
— Но я же не убиваю никого, не мучаю, не заставляю страдать, — попытался оправдаться Николас.
— Но разве человек, который помогает совершить преступление, не виновен так же, как и тот, кто совершает его? Разве может быть истина в том, что заставляет страдать? Говорят, животные, когда их ведут на бойню, чувствуют свою смерть. Мое сердце готово разорваться от боли, едва я представляю эту картину, — старик смахнул слезу со щеки. — Кто дал право человеку убивать живое существо? Не тот ли, кто разрушил Содом и Гоморру, показал пример? Когда человек ест себе подобного, его наказывают. Когда он ест менее разумное существо, его поощряют. Но существует ли здесь разница? Не одно ли и то же преступление совершает тот, кто поедает плоть любого живого существа? Разве мудро считать разумность критерием для определения того, что есть, а что не есть? Не мудрее ли руководствоваться критериями доброты: живой организм или нет, чувствует ли он или нет? Человек печется о правах человека, но плюет на права животных, в каждой подворотне кричит о равенстве и в то же время не признает равенства между собой и животными. Где здесь мудрость? Где здесь жизнь сердцем? Только разум, только он мог возвысить себя, только он мог поставить себя над другими. Человеческий разум, — жестокий, холодный, эгоистичный. Я же знаю одно: не я породил, не мне и убивать. Причиняя боль другому, я причиняю ее себе, своему сердцу, а я не хочу делать себе больно. Я слишком люблю себя, чтобы вытворять с собой такое. Я люблю себя, люблю животных, люблю окружающий мир, люблю других людей, даже тех, кто живет разумом. Я живу сердцем. Этим все сказано.
— Merde! — пронеслось по кухне восклицание Николаса. — Я же забыл про вареники и пельмени!
Николас стоял оперевшись о столешницу и слушал старика, когда резко развернулся к плите. Выключив газ, он схватил полотенце и снял крышку с кастрюль. Бросив их на столешницу, молодой человек склонился над кастрюлями.
— Сойдет, — кивнул он. — Вареники немного разварились.
— Это не беда, — улыбка тронула губы старика.
Николас достал тарелки. В одну из них он выложил вареники, в другую — пельмени.
— На вид неплохо, — Николас
