Шрифт:
Закладка:
Прин шагнула вперед. Нойед моргал, почесывая в паху. Если б она не провела столько времени с госпожой Кейн – и с Дикой Ини – то решила бы, что Горжику она доверяет, а Нойед ей противен. Но все эти сложности и мурашки, не сходящие с тела… Страх это или нечто большее? Неведомое чувство, не имеющее границ, наполняло комнату, дом, весь город, как наполнял глаза лунный свет.
Горжик надел цепь ей на шею, и Прин вспомнилось, как короновали королев в сказках. А почувствовав тепло нагретых им звеньев, она невольно вспомнила, как накидывала переплетенные лозы на голову ящера…
Страх сменился ужасом. Она видела себя как беспомощную фигурку в игре, ведомой госпожой Кейн, Освободителем, малюткой-императрицей Инельго, а то и самими безымянными богами – как деревянную куколку посреди игрушечного сада.
Но тут Нойед схватил ее за руку, и ужас прошел бесследно.
– У нее нож, хозяин! – Нойед, вращая глазом, разинул беззубый рот и стал похож на маску ее недавнего страха. – Видишь, за поясом? Шпионка пришла с ножом! Но я настороже, хозяин, и ты можешь не бояться за свою жизнь!
Прин разбирал смех, и она ждала, что Освободитель вот-вот расхохочется вместе с ней.
– Что ж, Голубая Цапля. Отправляйся на юг с ножом и моим подарком. – Горжик и не думал смеяться.
Прин вырвала руку, едва не повалив одноглазого. Астролябия тяжелила шею и грудь.
– Не знаю уж, что ты обо мне думаешь. – (Тревоги Горжика больше Прин не касались. Всего миг назад она испытала единение с ним, скрепленное восторгом и страхом, теперь же чувствовала одно только раздражение.) – Завтра я пойду в Высокий Орлиный Двор – впервые? Разве в этой странной и ужасной земле кто-нибудь бывает в местах, где уже не побывал во сне или в сказках? Министр, с которым я буду говорить, задаст мне простой вопрос. Кого я возьму в союзники, освободив всех неверионских рабов? Рабочих, что трудятся за плату, ставящую их ненамного выше рабов, или тех, кто не имеет работы и живет еще хуже? А может, женщин, работающих без всякой платы на мужчин той и другой категории? Все они – пленники свободы, не позволяющей им, вопреки своему гордому имени, подниматься по общественной лестнице, делающей их нищими, не оставляющей выбора почти ни в чем, чего нет в списке работ. Вот о чем спросит меня барон Кродар, и я отвечу ему…
Прин затаила дыхание.
– Я отвечу ему, что не знаю. – Горжик снова положил руку на плечо Нойеда, зацепив пальцем ошейник. – Скажу, что провел свою юность как настоящий раб в самом настоящем обсидиановом руднике, и мои желания заключены внутри железного обруча. Рабство для меня не просто слово в гирлянде других слов, произносимых оратором ради лучшего воздействия на умы. Министру не понять, что рабство для меня больше, чем рабство – не потому, что желание застилает мой разум, а потому, что я имел несчастье быть когда-то рабом.
Восторг победил страх, раздражение прошло. Прин охватило чувство полнейшей свободы, лишь усиленной сокровенным воспоминанием о драконах.
– Куда ты? – спросил одноглазый, когда она направилась к двери.
– На юг! – крикнула она, и Горжик тогда засмеялся.
Она пробежала по залитым луной комнатам, по лестнице, по внутреннему двору. Вылезла в окно, смеясь над тем, что уходит тем же путем – зачем повторяться при такой-то свободе? Пробралась через траву и колючие кусты, прошла мимо сухого фонтана, нашла камень, скрывающий пролом, пролезла во тьму…
Платье зацепилось за что-то и порвалось. Чья-то рука схватила ее за волосы.
– Отдай нож!
Пытаться определить, что такое город, бессмысленно; сначала придется определить, что такое цивилизация.
– Отдай сейчас же, шпионка!
Прин лягнула Ини и промахнулась, успев различить темное лицо в лунном ореоле светлых волос.
– Ты и обращаться-то с ним не умеешь, только беды себе наживешь! Это мое!
Прин нашарила нож, но достать не смогла и начала отползать назад, спасаясь от тычков Ини.
– Отдавай, говорю! Я видела, как ты подглядываешь за госпожой Кейн и за Бирюзой. И утром, и вечером. Я всё скажу госпоже! Нет, не возвращайся туда… Там опасно, страшно сказать, что с тобой может случиться!
Но Прин уже вылезла в ежевику и ждала, когда из пролома покажется светловолосая голова. Она втягивала воздух сквозь зубы, бок опять разболелся.
Никого. Все тихо.
Ини, беспощадная к слабым – госпожа Кейн снова оказалась права, – до ужаса боялась всего, в чем видела силу. Особенно этого зловещего дома, ставшего средоточием сил всего Колхари.
Может, бросить ей нож в дыру? Нет, близко лучше не подходить: вдруг Ини преодолеет свой страх и тоже вылезет.
Если попробует, пну ее в голову, с ожесточением думала Прин – но Ини так и не появилась.
Немного успокоившись, но прежнего восторга уже не чувствуя, Прин пошла вдоль стены. Она держалась за нож, то и дело оглядываясь через плечо.
Если в стене есть лаз со стороны госпожи Кейн, такие же должны быть и на других сторонах.
За углом (здесь стена, похоже, выходила на улицу) Прин в самом деле увидела обвалившиеся камни и дерево, растущее у самой стены. Искать еще что-то сил не было.
Прин вскарабкалась на дерево, перелезла на стену и спрыгнула на ту сторону.
Отряхнула руки, потерла исцарапанные коленки, оглядела пустую улицу, крыши, верхушки пальм за оградами.
На юг, значит? Прин засмеялась и пошла, не зная, уходит она из города или, наоборот, углубляется в него. Голова, несмотря на усталость, мыслила ясно, и Прин могла четко обрисовать свое положение. Она провинциалка, чужая в городе, с астролябией на шее, горстью монет и ножом. Искательница приключений, воительница, воровка? Знать бы еще, куда идти. Хорошо бы выйти из города с незнакомой ранее стороны, очутиться в неведомых землях…
Меньше часа спустя она поняла, что направляется к центру города. Одна темная улица показалась ей знакомой, других она не узнала – и вдруг вышла к тому самому мосту.
Там не было почти никого: все постоянные городские жители разошлись по домам. На воде мерцал лунный свет. Прин вспомнился чей-то рассказ о столичных ночах, где развеселые гуляки с факелами переходят от дома к дому. Горазд же он был врать, тот путник с элламонского рынка. В этом Колхари ничего такого не видно.
Впереди стояли, разговаривая, две женщины. Младшая встряхивала темными волосами, старшая, в белой накидке, гладила ее по голове мозолистой рабочей ладонью.
Услышав мужские голоса позади, Прин подумала, что сейчас ее схватят, повалят, отнимут деньги, однако мужчины – совсем юнцы, но оттого не менее страшные – прошли мимо. Потом на нее уставился встречный пьяница. Разминувшись с ним, она испытала непреодолимое желание оглянуться и посмотреть, не потащился ли он за ней, понимая, что этого как раз и не следует делать – иначе может случиться непоправимое.
