— Пожалуй, вернуться к вам при свете дня было разумной идеей, — произнес Карл, стягивая с рук перчатки и дуя на озябшие пальцы. — Не то стать бы мне слегка пониже или подырявее.

Штрогге хмыкнул, крутанул в руке оружие и одним четким движением вогнал его в массивную колоду для заготовки дров:

— Не подкрадываться к людям в темноте — вообще полезная привычка, — заметил он. — А то мало ли.

Карл соскочил на землю, похлопал коня по холке:

— Есть новости, и много, сейчас обустрою этого красавца и расскажу. Найдется у вас горячее питье? С рассвета в седле, замерз, как проклятый.

Немного времени спустя мы снова оказались за одним столом и снова прекрасная иллюзия уюта и безопасности омрачилась реальностью.

— Значит, доказательства, — подвела я итог всему перечню требований, что передала мне лидорская аристократия. — Документальное подтверждение невиновности отца для проведения трибунала над Фердинандом.

— Мы должны решить этот вопрос как можно скорее: в столице уже случилось несколько стычек стражи с чернью, по провинциям ползут разговоры о необходимости переворота. Доказательства — разумное требование, — веско произнес Карл. — В этом случае знать готова поддержать твои притязания.

— Они могут заставить короля отречься? — с сомнением уточнил Штрогге.

— Нет, — я качнула головой. — Они могут напрямую лишить его короны, если достигнут согласия между собой. Древняя привилегия, скрепленная той самой клятвой, которую принесли первый король из нашего рода и маги, боровшиеся с полудемонами. Если это произойдет, сама кровь укажет на ближайшего наследника. Это единственный способ активировать мои силы.

Макс оперся спиной о стену, задумчиво рассматривая потолочные балки.

— Я могу засвидетельствовать хоть на главном алтаре Солнечного невиновность герцога, если, конечно, король не убьет меня через печать раньше. Но чутье подсказывает, что напыщенные лорды не поверят клятве палача. Нужно что-то гораздо более весомое.

Карл согласно кивнул, но промолчал. Я же поджала губы, переводя взгляд с одного мужчины на другого:

— Ну, и кто скажет это первым? Могу и я: Глосси.

— Он скорее убьет нас собственными руками, чем даст показания.

— Нам не нужны его слова, только документы. Те самые, которыми он пытался подкупить меня и которые сделали бы его фактическим теневым соправителем при зависимой королеве, а не исполнителем при сильном монархе.

— Я бы не верил канцлеру на слово, — вставил Карл. — Он мог блефовать.

— Не в этот раз. Это практически игра в открытую при очень и очень высоких ставках. Уверена, трибунал проверит достоверность каждого клочка бумаги десяток раз, любая подделка или недоговорка грозит Глосси потерей всего.

— И как мы заставим его отдать эти бумаги?

— Можно украсть, — я качнула головой, — отобрать, выкупить, уговорить, дав канцлеру иллюзию того, о чем он мечтает: власти и победы. — Карл с Максом опасливо переглянулись, а я с трудом удержалась от того, чтобы не выдать собственные эмоции. Глосси совершил огромную ошибку, позволив мне выжить, и я собиралась воспользоваться этой ошибкой в полной мере. Другое дело, что сделать это, сидя в лесу, было невозможно. — Я знаю, что для Макса и меня это колоссальный риск. Но какие еще у нас есть варианты?

— Мы можем остановиться в пригороде. Жрецы и Фердинанд не смогу почувствовать меня на этом расстоянии, по крайней мере — сразу. Да и вообще, искать у себя под носом даже Глосси не станет. И всё же мне не нравится делать что-то вслепую.

— Не вслепую, если сможем переговорить с нужными людьми.

— С кем именно? — насторожился Карл, и я отвела взгляд.

— Сперва давайте доберемся до места, хорошо?

Еще немного поспорив, мы все-таки пришли к неизбежному итогу, а уже на следующий день собрали немногие оставшиеся вещи и тронулись в путь. Если Макс о чем-то и догадывался, то говорить вслух не спешил. Изредка я ловила на себе его долгие многозначительные взгляды, но гораздо чаще сама погружалась в глубокую задумчивость, перебирая в голове малейшие детали собственного плана.

Карл ощутимо нервничал. На забитых посетителями постоялых дворах и пустых дорогах, в глухих деревеньках, которых мы проехали с полдесятка, и городке покрупнее вблизи столицы. Он хмурился, слушая разговоры людей за столами таверн, поджимал губы, встретив на тракте очередную телегу с вооруженными вилами крестьянами. Больше он не пытался поговорить со мной наедине, не прикасался, не делал попыток обнять, хотя остался все так же вежлив и внимателен. Между нами словно пролегла невидимая трещина, из которой ощутимо тянуло холодом, и я не была уверена, что смогу когда-либо заставить себя перешагнуть на другую сторону. Мы были рядом и словно в сотне часов пути друг от друга. Разговаривали, иногда даже шутили, но пьянящее и искристое чувства доверия между нами растаяло бесследно.

В дом, недавно уже послуживший линаару укрытием, мы вошли в сумерках. Он был совсем не такой уютный, как в горах: кособокий, с низким потолком и крохотным загоном для животных, однако пока нам этого хватило. От близкого речного разлива тянуло сыростью и весной, поодаль, на другой стороне реки горели огни города. Карл довольно быстро попрощался и уехал, пообещав доставить к утру свежие новости.

— Ложись спать, завтра будет долгий день, — Макс с удовольствием скинул грязную дорожную куртку, завернулся в теплый плащ, вышел на заднее крыльцо и неотрывно смотрел туда, где над неровной каймой далеких крыш мерцала громада замка.

— А ты как же?

— Приду позже.

Он провел на холоде не менее двух часов, потом вернулся в дом, прислушался к моему нарочито ровному дыханию, лег на свободную лежанку у стены и затих. Я подождала еще немного, тихонько поднялась, подхватила узелок с единственным чистым и достаточно приличным платьем, купленным по дороге специально для выходов в город, на цыпочках прокралась к выходу. Пальцы стиснули крохотный алмазный флакон, вынутый вечером из кармана куртки мужа. Прости, Макс, я знаю, что брать чужие вещи нехорошо, но отбирать надежды — еще хуже.

На самом пороге я нерешительно замерла и оглянулась. Бледный лунный луч упал на спокойное и умиротворенное лицо Штрогге. Во сне линаар не казался ни грозным, ни пугающим. Более того, я поймала себя на мысли, что мне неудержимо хочется прикоснуться к его губам прежде, чем уходить в ночь и совершить самую большую глупость в своей жизни. Я сделала осторожный