Вы будете проситься домой, и вам разрешат приехать. При возвращении в СССР весной 1927 года вы будете арестованы прямо на границе и водворены во Внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке. ОГПУ – это новое название ВЧК – Объединенное государственное политическое управление.

Летом 1927 года Особым совещанием ОГПУ вы будете приговорены к 10 годам лагерей по статье за контрреволюционную деятельность. Ваше ходатайство о пересмотре дела будет отклонено Судебной коллегией ОГПУ.

За год до окончания срока в 1936 году Оперативной частью Соловецкой тюрьмы ГУГБ НКВД СССР вы будете привлечены по «делу» группы из 38 лагерников за «контрреволюционно-фашистскую деятельность». ГУГБ это тоже новое название ВЧК – Главное управление государственной безопасности народного комиссариата внутренних дел.

Постановлением Особой тройки (партийный руководитель, прокурор и представитель органов госбезопасности) Управления НКВД по Ленинградской области от 9 октября 1937 года вы будете приговорены к высшей мере наказания. Вас расстреляют 27 октября 1937 года в лесном урочище Сандармох. Никто не будет знать, где ваша могила.

Вот так. Если вам нравится ваша судьба, то Бог вам в помощь. Вы, наверное, атеист и не нуждаетесь в Божьем напутствии?

Адам Семашко молчал. Молчал и я. Нужно дать человеку время, чтобы обдумать все услышанное.

– Все это неправда, – сказал Адам. – Такого быть не может. Революция – это самое светлое, к чему стремятся выдающиеся умы современности. Мы не пойдем по пути французских революционеров.

– Революции все одинаковы, молодой человек, – сказал я. – Кто-то из великих говорил, что они все замышляются гениями, совершают их дураки, а результатами пользуются сволочи. И что революции пожирают своих детей. За последнюю тысячу лет этот постулат не был нарушен ни разу. И Россия здесь не исключение. Во время Великой войны, революции и гражданской войны России потеряет около десяти миллионов человек. Причем самые большие потери будут во время гражданской войны.

– Кто вы, откуда вы все это можете знать? – спросил меня Адам Семашко.

– Я – Ангел, – засмеялся я, – и иногда почитываю Книгу судеб.

– Но ведь Бога нет и нет никакой Книги судеб, – пытался сопротивляться студент.

– Вы марксист и должны понимать, что правильность отражения внешнего мира в мозгу человека проверяется практикой. Практика подтверждает данные органов чувств и мышления, передаваемые людьми друг другу с помощью языка, – сказал я. – То, что вы лично не общались с Богом, не является доказательством того, что его нет. То же можно сказать и о Книге судеб. У вас остается двадцать четыре года, чтобы проверить правильность того, что я вам наговорил. А я вам ничего не говорил.

Адам встал и спросил:

– Можно мне обратиться к вам, если будет нужно принимать стратегическое решение?

– Вряд ли такая необходимость может возникнуть, – сказал я. – Вы знаете все, что нужно, и от вас зависит, все ли будет так, что вы узнали. До свидания, молодой человек.

От меня уходил не самоуверенный мальчик, умеющий читать и писать и наслушавшийся модных революционных идей. За тот час, что мы с ним беседовали, он возмужал и стал мыслить категориями взрослого человека. Хотя не все взрослые люди взрослые по-настоящему.

28 июня 1914 года девятнадцатилетний студент, боснийский серб Гаврило Принцип, убил в городе Сараеве – административном центре Боснии и Герцеговины, эрцгерцога Австро-Венгрии Франца Фердинанда, приехавшего для ознакомления со вновь приобретенными территориями (то есть с аннексированными Боснией и Герцеговиной).

23 июля Австро-Венгрия обвинила Сербию в том, что она организовала убийство Франца Фердинанда. Сербии был предъявлен ультиматум, в котором требовалось произвести чистки госаппарата и армии от офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде; арестовать подозреваемых в содействии терроризму; разрешить полиции Австро-Венгрии создать постоянно действующие структуры с неограниченным личным составом для проведения на сербской территории следствия и наказания виновных в любых антиавстрийских действиях. На исполнение ультиматума было дано всего 48 часов.

В тот же день Сербия согласилась почти со всеми этими требованиями, но не согласилась с допуском австрийских следователей к расследованию самого убийства в Сараево и объявила о мобилизации.

26 июля Австро-Венгрия объявила мобилизацию и начала сосредотачивать войска на границе с Сербией и Россией.

28 июля Австро-Венгрия заявила, что требования ультиматума не выполнены, и объявила Сербии войну.

Россия не реагирует на объявление войны Сербии.

По данным разведки, в Германии срочно ищут казус белли11 для начала войны с Россией. То же происходило в Австро-Венгрии. Нужна была реакция России, но ее не было.

Немецкий писатель и политик Маттиас Эрцбергер, руководитель пропаганды Германской империи за рубежом, представил рейхсканцлеру Германии Теобальду фон Бетман-Гольвегу памятную записку, в которой содержались предложения оттеснить Россию от Балтийского и Черного морей и создать на ее западных территориях автономные государства под «военным покровительством» Германии.

9 сентября в Германии утверждена Сентябрьская программа, разработанная рейхсканцлером. Она предусматривала создание «Срединной Европы», германской колониальной империи в Центральной Африке, оттеснение России на восток с отделением от нее Финляндии, Польши, Украины и Кавказа.

А на Западном фронте вовсю шли бои.

В мае ко мне пожаловали два господина по протекции моего верного секретаря подпрапорщика Терентьева Христофора Ивановича.

– Господин подполковник, – заговорщически доложил он, – есть у меня два знакомца, которые поднимут дух нашей армии в предстоящей войне. И кроме вас их и послушать некому.

У меня в этот день было лирическое настроение, поэтому я вальяжно махнул рукой и сказал:

– Давай их сюда.

В кабинет вошли два молодых человека, я бы сказал очень молодых человека лет так двадцати, за права которых мы боролись и настаивали на уничтожении черты их оседлости. Да и по паспорту они именовались как музыкант Самуил Яковлевич Покрасс и поэт Павел Григорьевич Горинштейн.

– Ваше благородие, – чуть ли не хором сказали они, – мы песню сочинили на победу русской армии. Послушайте, может, и пригодится нашей армии.

– Ребята, – сказал я, – для такого прослушивания нужен концертный зал, оркестр, авторитетные ценители, критики там, музыканты.

– Да вы не беспокойтесь, ваше благородие, – заговорили ребята, – у нас все с собой.

Музыкант Покрасс достал из-под полы светлого плаща скрипочку, а поэт Горинштейн с листочком бумаги встал перед ним как пюпитр.

С первых же звуков скрипки я понял, что столкнулся с настоящим шедевром, который уже слышал неоднократно, еще в коммунистические времена, но сейчас эта песня звучала совершенно не по-коммунистически. Голоса у ребят были не сильные, но звонкие, и в ноты они попадали как настоящие музыканты. Скажу прямо, за что бы ни взялись эти ребята и их соотечественники, все у них получается так, как надо.