Ей в одно и тоже время хотелось и поскорее позволить мужу овладеть собой, и играючи немного оттянуть этот момент.

— Удиви меня, — мурлычет Кала.

Стоит ли говорить, что, когда рука Чопры проникает в его брюки, Воробьев чувствует себя на седьмом небе? Но это длится слишком мало для того, чтобы прочувствовать все до конца.

— Удивить?

Алексей хитро улыбается и, в свою очередь, заставляет Калу упасть на матрас — легко толкает ее в плечо и нависает сверху. Его ладонь касается ее живота, опускается ниже, как и сам Воробьев. Теперь его щека прижимается к ее бедру, он склоняется ниже, почти вплотную, чтобы дотронуться губами и языком до нежной плоти. Эта ласка длится тоже не столь уж долго, однако достаточно для того, чтобы высказать Кале все то, что было ему желанно.

— Хочешь ещё?

Чопра тут же, шумно выдыхая, прогибается в спине — такого поворота она не ожидала. Но ей нравится. Определенно — нравится. Внизу живота тут же сжимается узел и начинает сладко тянуть, почти непотребно ныть, когда Алексей спрашивает ее, хочет ли она ещё.

— Хочу, — тихим, умоляющим тоном просит Кала. — Очень хочу.

С некоторыми девушками Алексей чувствовал себя скованно. Не потому, что стеснялся себя, а потому, что не находил в себе сил явить им все ту ласку и нежность, на которую был способен. Ему думалось, что он может встретить осуждение или что-то такое. Поэтому ограничивался каким-то кратким списком. Ничего такого. Но вот с Калой было по-другому. С ней ему хотелось раскрываться и не стесняться себя.

И потому, когда она просит ещё, Воробьев не сопротивляется. Он дает ей это «ещё» в полной мере, на которую способен. Он чувствует, насколько ему хочется ее.

Singing from heartache from the pain

Я пою с сердечной болью полученных травм,

Taking my message from the veins

По венам течет то послание, которое я хочу донести

Девушка тут же разводит ноги шире и, откинувшись на подушки, прикрывает глаза. С искусанных губ ее срываются стоны, похожие на какое-то попискивание, на отчаянный скулеж. Алексей точно знает, что делает, заставляя Калу просить ещё и ещё. Это удовольствие кажется ей даже невыносимым — настолько хорошо.

Мышцы в бёдрах подрагивают, Чопра сжимает пальцами покрывало на кровати, понимая, что ещё чуть-чуть, и она дойдёт до пика.

— Подожди-подожди, — просит она, а затем чуть приподнимается, чтобы потянуть Воробьева на себя. — Иди сюда.

Speaking my lesson from the brain

Делюсь выученным уроком,

Seeing the beauty through the…

Вижу красоту через…

Терпеть становится просто невозможно. Кала помогает Алексею наспех избавиться от брюк и боксеров, чтобы скорее ощутить его в себе. То самое приятное чувство наполненности внутри себя, когда ты находишься с любимым человеком. Он овладевает ею почти сразу. И снова он ласков в своих движениях, хотя и ощутимо управляет сейчас тем, что между ними происходит.

Pain!

Боль!

You break me down, you build me up,

Ты сломала меня и собрала заново,

Believer, believer

Я уверовал, уверовал

— Я так тебя люблю, — выдыхает Кала, когда ее тело обмякает после легкой встряски. — Очень сильно люблю.

Сердце колотится, готовое вот-вот вырваться из груди, на которой теперь и покоится голова мужчины. Чопра гладит его по светлым волосам, целует в макушку.

— Гости… — смеется она. — Пусть там сами без нас заканчивают.

Потому что сегодня будет та самая ночь, когда Кале не приснится ни один кошмар.

— А я люблю тебя.

Алексей улыбается, тянется к девушке и нежно ее целует. Усталость слегка сковывает его, но недостаточно. Хочется просто лежать и обниматься.

Да, гости точно подождут.

За ночь Алексей добрался до Калы ещё пару раз, до тех пор, пока молодые люди и вовсе не обессилели. Они лежали рядышком, пили вино, если фрукты, которые заказали в номер. Решили, что по утру вместе непременно примут ванну. Это будет чудесно.

Это и было бы чудесно, если бы Воробьев не посмотрел с утра на часы. В этом жесте не было ничего такого, однако вместе с часами на глаза попалось и уведомление из «телеграма».

Кто-то добавился к Алексею и отправил ему сообщение. Морщась, он открыл чат.

«Какой теперь твой любимый ужастик? Спорю, что про возвращение домой».

Воробьев побледнел. Он пошарил рукой по одеялу, нащупал руку Калы и сжал ее.

— Они… Опять они…

Перед глазами все поплыло, алые круги замелькали то здесь, то там.

Неужели в этой истории нет конца?