Шрифт:
Закладка:
Наверное, врач уже умер в ней, умер раньше, чем человек: доктор Серова никогда не позволила бы себе сделать подобное. А сейчас Зоя, захватив ампулы, вышла в салон. Распылитель был с нею. Она огляделась: никого не было. Смеясь, включила аппарат. Облако тумана повисло, и через минуту рассеялось. Этого достаточно для того, чтобы все были счастливы - и никакая погоня не нужна. Четыре дня - инкубационный период, а потом начнется золотой век.
Теперь они меньше бывали вместе, но говорили, как ни странно, больше, чемдо сих пор.
- Не могу понять; как ты полюбила меня?
Вера улыбнулась.
- Сперва было просто интересно; что это за человек, который должен править всеми планетами? А потом - ты знаешь.
- Да, - сказал Карский, хмурясь. - Одного не могу понять: неужели мы с тобой - исключение? Отклонение от нормы? Я ведь объявил всем: запрет снят, у нас есть место для любых человеческих чувств...
- Ты поступил прекрасно.
- Но разве что-нибудь изменилось?
Вера подумала.
- Кажется, нет...
- Мне кажется порой, что люди разучились любить. Отвыкли. Или это перегорело в них. Знаешь, когда какие-то чувства или мысли долгое время находятся под запретом, их потом нелегко восстановить, потому что запрет проникает в подсознание. Он улыбнулся. - И ты мне кажешься чудом среди них... Но теперь... я начинаю думать, что мы не должны - раз они не хотят... Ты не разлюбишь меня из-за этого?
- Все равно, - сказала Вера. - Спасибо тебе за то, что было. Я понимаю: ты иначе не можешь. А потом они очнутся.
- Я надеюсь.
- Когда придет время - позови...
- Я зову тебя непрестанно, только не могу произнести вслух. И ты не должна слышать...
- Я все равно слышу. Но не приду, пока ты не скажешь громко.
Держась за руки, они стояли в каюте администратора. Тут все осталось так, как в день прибытия на Землю, даже чашка из-под кофе стояла на столике, плотно прихваченная магнитным держателем. Карский кивнул и сказал:
- Если даже никогда больше... Все равно, пока я знаю, что ты есть...
Вера улыбнулась.
- Кто бы мог подумать, что член Совета Федерации способен на такое?
- Да. Наверное, там, на планетах, я слишком много думал об управлении и мало - о жизни. Любовь я прозевал.
- Нет, - Вера коснулась его волос. - Ты нашел ее вовремя.
- Наверное, ради этого стоило даже потерять Землю. наешь, я не жалею.
- И я, - кивнула она.
Они постояли молча. Потом он спохватился:
- Пойдем. Мне пора.
- Иди, - сказала Вера. - Я приберу тут, у тебя. Считай, что я тебя поцеловала,
- Не улыбайся другим, - серьезно попросил он.
- Буду, - сказала она. - Не могу иначе. Но ты знай, что каждая улыбка все равно будет для тебя.
- Дайте сигарету, инспектор, - сказал Карский. - Если не жалко.
- Конечно, жалко, - ворчливо молвил Петров. - Мне их сюда не доставляют.
Он вытащил сигарету и протянул Карскому.
- Спасибо.
Инспектор секунду глядел на него.
- Когда приговор? - спросил он. - Сегодня?
- Сейчас, - сказал администратор, не удивившись слову.
Программа была составлена и введена. Все получило оценку в числах: мысли, чувства, потребности. Машина работала с утра, и примерно через полчаса результат должен был появиться на широкой ленте печатающего устройства.
- Да, - повторил администратор, энергично и неумело раскуривая сигарету. - Сейчас.
Он чувствовал, как дрожат руки, и старался унять дрожь.
- Не бойтесь, - посоветовал инспектор. - Чуть раньше, чуть позже - конец один.
- Слишком мрачно, - пробормотал администратор, пытаясь улыбнуться. - Почему?
- Да вот, - пояснил инспектор, - сигареты кончаются.
- А-а, - протянул Карский и вышел.
Сигареты кончаются, подумал инспектор. И еще - нечего делать. Пока была работа, все шло хорошо. Администратор Карский, для охраны и сопровождения которого был послан инспектор Петров, вступил, наконец, в должность. Правда, не на Земле - но это от Петрова не зависело, все, что мог, он сделал. Заодно был изолирован Нарев. И хотя Петров испытывал к нему симпатию, он чувствовал удовлетворение от того, что Службе Спокойствия не пришлось бы краснеть за своего представителя в этом мирке.
Работа кончилась. Законы тоже были созданы. Что оставалось? Думать о себе? О жене? О смерти, которой не избежать?
Петров чувствовал, как жизнь ускользает, от него. Он принадлежал к тем, может, счастливым, а может - и несчастным людям, чьи потребности невелики, кто быстро добивается для себя того, чего хочет, и в дальнейшем думает уже не о своих интересах, но об интересах тех людей, с которыми или ради которых работает. В работе Петрова интересовали не те перспективы, которые она открывала для него, а само ее течение, процесс: так играют порой не ради выигрыша - ради игры. Теперь, закончив свои дела, он почувствовал вдруг, как исчезает опора в жизни - последняя опора, потому что предпоследней он лишился еще раньше; предпоследней была жена, которая сейчас наверняка была уже не его женой, а еще чьей-то, и думать об этом Петрову было тяжело.
Легче, чем другие, он встречал мысль о смерти. Он был здесь старшим по возрасту, и казалось естественным, что и умрет он раньше остальных. Но он знал, что никогда не сможет сам прервать свою жизнь: не такова была его мораль.
Но вот сигареты кончались. Это тоже было плохо. Все было плохо, куда ни повернись.
- Капитан, - сказал администратор устало. - Бывают ли чудеса?
- Для такого разговора, - осторожно ответил Устюг, - надо сначала установить, что такое чудо.
- Сейчас - это то, что поможет нам выжить. Остаться людьми. Обществом. Вот я отменил ваш запрет. Но безрезультатно. Чуда не произошло. Вот и с вами. А ведь вы...
Капитан сухо кашлянул. Для себя он запрета не отменял.
- Полагаю, обсуждать этот вопрос мы не станем.
- Извините.
