меняется на осуждающий, что бесит меня неимоверно.

Моралист хренов.

— Я, Рома, как-нибудь сам, без участия твоего любопытного носа, разберусь с тем, что мне завязывать, когда, зачем и почему. Это понятно?

Не хочу, чтобы кто-то лез в мои отношения с Райской. И словно сумасшедший цербер, оберегаю свой маленький секрет, хотя и понимаю, что это откровенная шиза. Но, по существу, всё правильно — я не готов бросить Леру. Блядь, вообще не готов, понимаете? Просто не вижу в этом никакой нужды. Зачем, если мне с ней хорошо на предельный максимум?

— Подсел значит…

— Смени пластинку, Ветров.

— Ок. Но ящик вискаря ты мне один хрен торчишь, так и знай, — я же только показал ему фак, флегматично разглядывая вид за окном, пока так называемый друг продолжал засорять эфир, — ладно, теперь давай перейдём к рабочим вопросам.

— Сделай одолжение.

— Ты вчера был малость занят, а у нас тут сногсшибательные новости появились.

— Безруков?

— Именно. Всех ребят убрали, Данил. Всё за собой подчистили. Улик ни хрена нет. Да, диверсия есть, исполнитель тоже, а вот кто заказчик — доказать будет сложно. Тем более, когда у этого старого мудака заморожены все счета. Я думаю, что там Эллина химичит. Может ты как-то с ней вопросы закроешь?

— Ты мне встретиться с ней, что ли, предлагаешь? — дожидаюсь кивка и взрываюсь. — Да я придушу её на хуй и сяду. Иди ты в баню со своими советами, Рома.

Устало тру лоб. Как же меня затрахал этот марлезонский балет. Сил нет.

— Да и неспособна она на такие сложные многоходовочки. Даже с подачи своего мужа. У неё мозгов меньше, чем у курицы. Но ты прав, хода делу не будет.

— И что? Будешь ждать, пока Безруков тебе ещё один кордебалет поставит?

— Нет. Я, кажется, нашёл на что давить, — и рука моя касается лежащей на столе папки.

— Поделишься?

Согласно киваю, подталкивая другу нарытую информацию.

— Дань, это, безусловно, многое меняет, но и Безрукову уже нечего терять, – спустя пару минут выносит вердикт Ветров, но я с ним в корне не согласен.

Ибо это меняет всё!

— Есть, — улыбнулся я, — жизнь. Если я обнародую это, то его просто уберут свои же друзья-товарищи.

— А ты?

— А что я? Когда этот серпентарий за свои же грехи начнёт друг другу бошки грызть, уже не до меня будет. Но да, я с этой папкой собираюсь пойти к тому, кто может действенно заткнуть рот Безрукову. Взятки и откаты в особо крупных размерах, дурь, чётко налаженный трафик — кому захочется за всё это дерьмо отвечать?

— Но ты же не собираешься просто забить на это? — указывает друг рукой на папку.

— Нет, — растягиваю губы в жёсткой ухмылке, — я это добро уже слил сегодня утром нашим верным друзьям в органах. Придёт время, и эти твари на пару с Безруковым сами спалятся, пытаясь поспешно замести следы и прикрыть свои дряблые задницы. А я останусь не при делах, но при моральной компенсации за сгоревшие тралы и потерянные человеческие жизни.

— Ну ты и маньяк.

Улыбаюсь…

Спустя ещё минут через десять наконец-то остаюсь один и кручу в руках сигарету. Лера намекнула, чтобы бросил. Ей не нравится запах никотина, осевшего на одежде, волосах и теле. И я почему-то не могу просто взять и проигнорировать её просьбу.

Поэтому лишь чиркаю зажигалкой, но не подкуриваю, а затем и вовсе швыряю едва початую пачку в мусорное ведро. От курева пока отказаться проще, чем от Райской.

Однозначно.

Встаю, одеваюсь и покидаю офис, направляясь прямиком к грёбаному ветеринару. Потому что меня нереально вымораживает тот факт, что недоделанный бородатый утырок безнаказанно может подкатывать шары к моей женщине.

Да, я прочитал его писанину. Этот долбодятел снова звал её на свидание.

И вот я на месте. Клиника крутая, да и расположена в респектабельной части столицы. На первый взгляд всё выглядит очень солидно — интерьер, ресепшен, на кожаных диванчиках сидят дамочки с дорогими собачками. Но я не задерживаю внимание на мелочах и как ледокол пру к своей цели. Она находится на втором этаже здания — просторный кабинет с визгливой секретаршей на входе. Заткнул её одним взглядом и двинул дальше.

— Доброго дня, Евгений Леонидович, — без приглашения прошёл внутрь помещения и уселся в мягкое кресло напротив Айболита.

Красавчик — хоть сейчас на подиум. Под глазами синяки, неумело загримированные какой-то косметической дрянью. Нос заклеен лейкопластырем. И в этом виде он на свидание собирался?

Жалкое зрелище.

— Чем обязан? — стойко изображает из себя мужика Гаранин, но получается откровенно плохо.

Он меня боится, и я это прекрасно вижу. Потому перехожу сразу к делу.

— Твоей бывшей жене вчера были перечислены алименты за двоих детей. Как думаешь, какая сумма упала ей на карточку, учитывая тот факт, что у тебя, собственника такой красивой и современной клиники со множеством филиалов, заработная плата составляет всего две тысячи восемьсот семьдесят пять рублей, м-м?

— Послушай, Шахов…

— Погоди, я же ещё не рассказал, что тебе светит за дробление бизнеса, которое ты провернул в начале этого года.

Перец начинает туго, но всё-таки соображать, что я его настойчиво тыкаю в дерьмо.

— Что тебе надо?

— Чтобы ты перестал лезть к моей женщине. Со своей разберись и с тем, что будут жрать твои дети, которых ты так услужливо настрогал в браке.

— Я…

— Слушай, тебе реально не стыдно платить им по пятьсот рублей в месяц, м-м? Ничего нигде не ёкает?

— А у тебя? Ты же у нас парень несвободный. И жену зовут явно не Валерия.

— Ты просмотри-ка какой разговорчивый нашёлся, — тихо смеюсь я, — может ещё мне расскажешь сказку о том, что в этом мире существуют идеальные люди?

— Ладно, — вытягивает Гаранин губы трубочкой и трёт переносицу, — я тебя услышал. Даю слово мужика, что отсвечивать больше не буду. Но и ты…

— Серьезно? Ты хоть понимаешь, кому нокать собираешься? – деланно изумлённо приподнимаю одну бровь.

Молчит. Через секунду поражённо кивает.

— Вот и чудесно, — улыбнулся я и встал, чтобы убраться уже из этой богадельни, да поскорее.

К Лере…

По пути заехал за огромным букетом белоснежных пионовидных роз и корзинкой спелых ягод, проецируя в голове детали нашего скорого совместного и,