напряжения, от пережитых эмоций. Неизвестно кому из нас больше нужен был отдых.

— Лив, — тихо прошептал он, уже и сам погружаясь в сон.

— М? — мои глаза тоже закрывались.

— Я люблю тебя, рысенок.

Его слова эхом разнеслись в моём сознании, тёплым, глубоким чувством заполнив сердце. «Я люблю тебя, рысенок.» Это было всё, что мне нужно было услышать. С его плеча исходило спокойствие, сердце билось размеренно и спокойно, и я почувствовала, как внутри наступает умиротворение.

— Я тоже люблю тебя, Олег, — прошептала я, — очень люблю.

37

Неделя прошла в водовороте событий, несмотря на то, что я вынуждена была оставаться на одном месте. Постельный режим, предписанный Михаилом, был невыносимо скучным. Я всегда была активной, постоянно находилась в центре событий, и теперь это бездействие сводило меня с ума. Я уже знала наизусть все трещинки на потолке и могла бы с закрытыми глазами описать каждую деталь интерьера.

Олег же был как вихрь. Он работал, кажется, даже больше обычного, мотаясь из офиса в дом братьев и обратно, устраивая совещания в гостиной, обсуждая дела компании с коллегами, которые приезжали и уезжали с документами, и проводя бессонные ночи за компьютером в импровизированном кабинете, который он организовал в нашей спальне.

Михаил каждый раз, когда заходил проверить моё состояние, качал головой, ворчал и тихо ругался, но я видела, что за его строгими словами скрывалась забота. Он недовольно бормотал, что повреждения, хотя и серьёзные, но, к счастью, не оказались фатальными, и настаивал на том, чтобы я строго соблюдала постельный режим, не поддаваясь на соблазн вмешаться в рабочие процессы.

Олег, кажется, совершенно не замечал, что превратил гостеприимный дом братьев в филиал своей компании. Ему неважно было, сколько людей проходило через двери, как часто Михаил ворчал, что его кухня превращается в место для дискуссий, а гостиная — в постоянное поле битвы для обсуждения сделок. Олег был сконцентрирован и сосредоточен, и, кажется, ничего не могло выбить его из этого состояния. Ну а ворчание Миши — когда Олега волновали подобные мелочи?

Коля, как всегда, оставался хладнокровным и спокойным. Он выполнял свою роль водителя и телохранителя, но я видела, что он получал удовольствие, наблюдая, как его брат едва сдерживается, чтобы не выгнать всю эту делегацию из своего дома. Иногда, проходя мимо, он бросал мне заговорщическую улыбку, как бы говоря: «Ничего, справимся». К ни го ед. нет

Каждый вечер Олег возвращался ко мне, усталый, но всё равно не выпускающий меня из своих объятий. Он старался не говорить о работе, знал, что меня это только больше взвинтит, но его телефон не умолкал, а бумажная волокита грозила завалить даже этого урагана. Иногда я просто лежала, наблюдая, как он сидит на краю кровати с ноутбуком на коленях, и спрашивала себя, как у него хватает сил на всё это.

Но, несмотря на весь этот хаос, я чувствовала себя в безопасности. Наверное, впервые за долгое время я могла расслабиться, зная, что рядом те, кто защитит меня, кто не позволит боли снова вторгнуться в мою жизнь. И это знание согревало больше, чем все одеяла и подушки, которыми меня укрывали в этой просторной спальне.

Однако к концу недели я уже была готова выть от скуки.

Тем не менее, коллеги, которые привыкли обращаться ко мне за решениями и советами, вносили в мою жизнь хоть какое-то разнообразие. Начальники отделов моего блока писали сообщения почти втайне, уточняя детали и пытаясь обходить Олега, который, по их словам, был в эти дни особенно строг и не допускал ни малейших ошибок. Латыпов, всегда собранный и аккуратный, звонил короткими звонками, как бы между прочим, присылая на согласование пресс-релизы, обзоры СМИ и другие документы, касающиеся нашей части работы. Его сообщения были как всегда суетливыми, многословными, наполненные неуемным энтузиазмом, но я видела в них скрытую заботу — он давал понять, что я нужна команде.

Марик же звонил в открытую, как будто ничего не происходило, и часами болтал со мной по вечерам. Он рассказывал всё: от последних новостей компании до светской жизни, не забывая вставлять свои остроумные комментарии и язвительные замечания. Мы смеялись, обсуждали курьёзы и слухи, и это хоть как-то скрашивало моё вынужденное заточение.

Самым трудным стало объяснение с Кларой, которая, узнав, что интервью откладывается орала так, что с потолка летела штукатурка, а окна звенели, грозя вылететь прочь.

— Олив, ты там совсем как бы охренела? — трубку пришлось отставить от уха. — Ты звонишь мне в пятницу утром и сообщаешь, что запланированное на вечер интервью летит по фаллосу и по пенису? Да?

Олег поднял голову от ноутбука, удивленно приподнимая брови.

— Клара…. Прости, — я глазами дала понять, что все под контролем.

— Лив, я тебя сначала прощу, а потом просто грохну. Или наоборот. Нормально так будет?

— Клара, ты знаешь, что я так не поступаю без причин…. — приходилось говорить спокойно.

— Да мне похуй на твои причины, Олив, если только тебе обе ноги не сломали!

— Ладно, Клархен, хер с тобой, включай видеозвонок. Посмотришь на мои причины, раз уж тебе неймется.

Клара на секунду замолчала, и я представила, как её лицо меняется, словно она решает, стоит ли соглашаться на моё предложение. Весь её яростный тон исчез, когда она наконец ответила.

— Ладно, давай, показывай свои причины, — голос её стал тише, но всё ещё оставался настороженным. — Только если это какая-то хрень, я тебе этого не прощу, Олив.

Я включила видеозвонок, и через мгновение её лицо появилось на экране. Сначала она прищурилась, глядя на меня, а затем её глаза расширились от удивления. Я специально накинула на плечи тонкий халат, но даже он не скрывал синяков на шее и предплечьях.

— Ебическая сила! — вырвалось у нее. — Что с тобой?

Я старалась улыбнуться, хотя это и давалось с трудом.

— Сломаны три ребра, нос, трещина в руке. Всё как ты и просила, Клара, две ноги правда на месте, но в целом мне достаточно, — постаралась я пошутить, но шутка прозвучала кисло. — Извини, что сорвалось интервью, но не думаю, что твоего генерала порадовало бы такое рыльце на второй странице журнала.

— Да похер на генерала, — она все еще осматривала меня, — тебя трактор переехал?

— Почти, Клархен. Почти.

— И что с трактором?

— Он самоубился, дорогая.

Она внимательно и пристально посмотрела на меня, понимающе кивнув головой.

— Туда и дорога, Олив, туда и дорога. Мои поздравления трактористам. И от Андрея тоже.

— Я передам, Клархен, — усмехнулась я, бросая быстрый взгляд на