– Какому наказанию? – удивился Шере.

– Ты не помнишь? Значит, ты простил меня. Я наказал тебя за то, что ты общался с той бродяжкой…

– Эй-Нефер? Да, теперь вспомнил. Она очень хороший друг, итеф. И ещё один мой друг пропал сегодня… А ты, итеф? Ты вернёшься?

– Мой хет в гробнице, Ка – в часовне, а Ба беседует с тобой, Шере. Если все они снова соединятся, то я вернусь в мир живых, если же нет, то рано или поздно отправлюсь в царство Хентиаменти…

Затем Саф помолчал немного и сказал:

– Тебе пора, сакет. Запомни – тебе нужно возвращаться в Мер-Нефер, к матери, сестре и брату… Хватит скитаться.

Шере послушно повернулся и вместо озера снова увидел чёрный тоннель, по которому пришёл сюда. Ему было страшно, но он сделал несколько шагов. Перед самым входом в тоннель он посмотрел на отца:

– По тоннелю почему-то очень трудно идти, итеф… как будто что-то не пускает.

– Это воды, Шере. Тёмные воды. Они не дают быстро идти в Ра-Сетау… но только сюда. Обратно ты пройдёшь легко.

Шере кивнул.

– Прощай, итеф.

Тот поднял ладонь, прощаясь.

Уже ступив в тоннель, Шере заметил женщину, которая прошла мимо Сафа и подошла к Шере. Ему снова показалось, что он её знает, но мысль эта, мелькнув, тотчас улетучилась из его головы. Она взяла рукой его голову и отвела чуть назад, затем слегка надавила на щёки, и Шере, открыв рот, почувствовал, что в него вливается какой-то удивительный напиток – влага, мгновенно утолившая его жажду и принесшая в него какое-то новое качество, но какое, он пока не разобрал.

– Кто ты? – спросил он, стараясь разглядеть её, но она молчала, а всё вокруг было словно в тумане.

– Шере! Шере! – услышал он и открыл глаза.

Над ним опять нависло встревоженное лицо Аба-Анера.

– Я проснулся, тебя нет. Стал искать, а ты здесь лежишь без чувств. Как ты?

– Пошли в Мер-Нефер, – сказал Шере и встал на ноги. У него было странное чувство: внутренне он чувствовал себя бодрым и полным сил, но ноги подкашивались, и Шере с трудом передвигал их. Аба-Анеру всё время приходилось поддерживать его.

Они прошли уже пару сотен локтей, когда Шере остановился и, посмотрев на Аба-Анера, спросил, тяжело дыша:

– Эй-Нефер… она там, в Унуте? С Сешат, да?

Аба-Анер удивился осведомлённости Шере, но сказал:

– Да, когда я уходил, они обе были там.

– Тогда пошли в Унут, – сказал Шере и упал на песок.

Сноски:

1 – Дешрет – dšṛt – Красная земля, пустыня.

2 – Клафт – головной убор в Древнем Египте. Представлял собой платок с длинными боковыми фалдами. Клафт с синими полосами носил только фараон. Джехути носит полностью синий клафт.

3 – То есть находится без сознания.

39. Унут. 5-1 дней до разлива. Снова в Хебену

К вечеру следующего дняв Унут въехала видавшая виды повозка на колёсах, а не на полозьях, запряжённая двумя ослами. Колёсные повозки даже в таком крупном городе как Унут были большой редкостью, из-за чего взрослые горожане останавливались и, пропуская, провожали её взглядами, а неугомонная детвора бежала вслед с гиканием и свистом, заглядывая внутрь, где на деревянном настиле лежал Шере. Впереди сидел возница, владелец повозки. А рядом угрюмо плёлся измождённый Аба-Анер, одежда которого за эти несколько дней износилась и пропиталась потом, а местами оборвалась.

Освистывающие его, как любого бродягу, мальчишки, наверное, пощадили бы молодого харапа, если бы знали о событиях, которые привели его в нынешнее состояние. Почти два дня Аба-Анер нёс через пустыню на руках мальчика, который за это время всего раз или два ненадолго пришёл в себя. Каждые тысячу локтей он останавливался, опускал Шере на песок, смачивал его губы из остатков своих запасов воды и, открывая ему рот, вливал туда несколько капель. Аба-Анер очень боялся, что Шере умрёт от жажды, и сам отказался от неё совершенно. Только через сутки, когда вдали показались воды великой реки Хапи, он устало положил Шере в тени возвышавшегося над прибрежной местностью утёса, а сам насколько мог быстро спустился к реке, чтобы напиться и наполнить бурдюк водой. Однако оказалось, что бурдюк, высохнув на солнце, стал протекать, поэтому ему удалось донести для Шере совсем немного, всего несколько глотков.

К счастью для Шере и Аба-Анера как раз в это время мимо ехал в Унут гончар с полупустой повозкой. Наполовину порожний, он возвращался с базара в одном из соседних городов. Увидев бесчувственного мальчика, он сначала сжал губы и наотрез отказался брать с собой Аба-Анера и Шере, решив, что мальчишка в лихорадке, которая может перейти и на него, а через него на всё семейство. Но Аба-Анер так долго бежал за ним и уговаривал взять их, объясняя, что мальчик просто заблудился в пустыне и страдает от жажды и голода, что, в конце концов, он сжалился и согласился вернуться за Шере, но только при условии, что сам Аба-Анер пойдёт рядом пешком, не претендуя на место в повозке, которого там и на двоих хватало едва-едва.

В Унуте возница привёз Шере к храму и, довольно небрежно сбросив его с повозки, уехал по своим делам, а Аба-Анер, снова взяв мальчика на руки, с трудом занёс его внутрь и упал прямо в дверях, где на обоих и наткнулась вскоре не находившая себе места Эй-Нефер, которая волновалась и за неизвестно куда исчезнувшего Аба-Анера и за Шере, которого они с Сешат так и не дождались в роще у усадьбы Уарсу в назначенное время. Позавчера днём Сешат сказала ей, что Шере обязательно найдётся, и вид у неё был при этом очень убеждённый, но Эй-Нефер продолжала сомневаться. И теперь, когда она увидела безжизненное тело своего друга на деревянных ступенях сразу за входом, горе её и напряжение последних дней выплеснулись наружу. Она упала рядом с Шере и, покрывая поцелуями его лицо и руки, зарыдала. Аба-Анер, который сам был близок к обмороку, пытался объяснить девочке, что Шере жив, но с его губ срывался только слабый стон, а руки падали без сил, когда он пытался поднять их.

В таком состоянии всех троих нашла Сешат. Она приложила к губам Аба-Анера какой-то пузырёк из полупрозрачного материала, после чего он самостоятельно поднялся. Затем Сешат молча взяла Шере с пола и понесла в жилище Хамерута. Аба-Анер, пошатываясь, побрёл следом, а Эй-Нефер, вытирая слёзы, шла последней.

Шере уложили на высокую постель, где обычно спал Птахотеп, и Сешат долго что-то колдовала над его телом, никого не подпуская. Закончив, она посмотрела на Хамерута и сказала:

– Его Ба темно и душно – он уходит в Дуат к свету. Дай