Выступления Франции, которые готовились очень медленно и о которых диван осведомляли марсельские евреи, наталкивались на сопротивление, лишавшее их всякой эффективности. Даже когда изобретение крупных галиотов позволило не бояться огня алжирских мортир, зажигательные бомбы большей частью взрывались, не достигая цели, и результат никогда не соответствовал затраченным усилиям. Эскадры напрасно обстреливали мол из пушек в 1661 и 1665 годах. Дюкэн дважды бомбардировал город. В первый раз (с 20 августа по 20 сентября 1682 года) ему удалось только разрушить 50 домов и убить 500 жителей! Вторая попытка (июнь — июль 1683 года) повлекла за собой большой материальный ущерб, а также избиение французских резидентов в Алжире, в том числе убийство старого священника Жана Ле Ваше, которого привязали к жерлу пушки. Пять лет спустя д'Эстре выпустил по городу 10 тысяч бомб, которые серьезно повредили форты и дома, но должен был уйти не добившись каких-либо других успехов (июнь — июль 1688 года).

Попытка овладеть Джиджелли имела еще более плачевные результаты. После трудной высадки (23 июля 1664 года) солдаты, которых плохо кормили, плохо снабжали и которых косила лихорадка, не смогли сопротивляться атакам турок и кабилов. Войска пришлось снова посадить на суда, оставив врагам 1400 трупов и сотню пушек. В довершение всего на обратном пути, уже на подходе к Провансу, затонул корабль с 1200 солдатами.

Королевский выбор. Нельзя понять отношение Франции к варварийцам, если не связывать его, как это сделал Капо-Рей, с ее политикой в целом. Конфликты не прекращались в течение почти всего XVII века. В 1603 году французский консул подвергся грубому обращению, а Бастион был разграблен. После короткого перемирия (1605–1609 годы) бегство во Францию корсара Симона Данса с двумя принадлежавшими паше пушками и избиение алжирского посольства в Марселе вызвали разрыв отношений на двадцать лет. После смерти Сансона Наполлона состояние войны длилось еще девять лет (1636–1643 годы). Но все же Франция ни разу не реагировала так энергично, как после 1661 года. Дело в том, что в это время дали себя знать новые факторы.

Благодаря святому Винценту де Полю лазаристы стали влиятельной группой. В качестве апостолических викариев и организаторов церкви в Африке они, с Жаном Ле Ваше во главе, приобрели подлинно епископскую власть и осуществляли контроль над итальянскими капуцинами и испанскими тринитариями. Поскольку они деятельно участвовали в движении в пользу выкупа и были доверенными лицами как рабов, так и их родственников, то без их содействия нельзя было вести переговоры, касающиеся выкупа пленников. Наконец, занимая посты консулов, они являлись необходимыми посредниками между королем и варварийцами. Эта тройная роль часто позволяла им подменять королевские концепции своими и даже навязывать их королю. Но сами они были не столько вдохновителями, сколько орудием в чужих руках.

Один из наиболее любопытных и наименее известных аспектов варварийской политики Франции времен Мазарини состоит в том, что эта политика была образчиком усиленных происков служителей бога. За спиной святого Винцента де Поля, которого часто увлекали против его воли, стояла компания; последняя молчаливо подменяла правительство в африканских делах и направляла их по пути, подготовлявшему торжество всевышнего. Ведь факт, что Винцент не хотел консульств и что именно герцогиня д'Эгийон убедила его в преимуществах последних и купила поочередно консульства в Алжире (1646 год) в Тунисе (1648 год). Она же помимо министров предложила в 1659 году использовать средства от церковных сборов для субсидирования частной экспедиции против Алжира под командованием шевалье Поля, единственного командира эскадры, питавшего священную ненависть к неверным. Наконец, именно пылкий прозелитизм компании придал католическим кругам, возбужденным новой вспышкой горячей веры, силу и твердость духа, чтобы выразить свое мнение и навязать его правительству. По призыву папы христианнейшему королю пришлось сосредоточить свои усилия против турок в Кандии и на венгерской земле. Однако, несмотря на столкновения, союз Франции и Турции продолжал существовать. Со стороны Людовика XIV было большим искусством совершить крестовый поход, почти ничего не теряя с национальной точки зрения. Экспедиции против варварийцев, диктуемые чисто коммерческими соображениями, позволяли ему отвечать чаяниям роптавшего христианства и выступать в роли защитника веры от мусульман.

В тот момент, когда умер Винцент, французская политика при участии де Льонна и Кольбера освобождалась от засилья католиков. В 1672 году Помпон без церемоний ответил маркизу де Фёкьер, который передал ему весьма любопытную записку Лейбница о завоевании Египта (Consilium Egyptiacum): «Я ничего не говорю вам о проектах Священной войны, но вы знаете, что со времен Людовика Святого они уже не в моде». Составляя руководство для будущих дипломатов в колониях, Лейбниц настаивал на необходимости «прикрывать мирское и полезное видимостью священного и честного». Кольбер применил к варварийским государствам те принципы, которые Лейбниц предназначал для Египта. Крестовый поход за веру и за несчастных пленников был всего лишь меркантильным предприятием, где за проявлениями силы немедленно следовали коммерческие предложения.

Кольбер все подчинял торговле, и именно чтобы угодить торговцам, он одним росчерком пера отнял у лазаристов консульства. Конечно, объединение функций привело к тому, что добрые отцы стали производить не совсем правильными операции по переводу средств из статьи «пленники» в статью «резиденты»; кроме того, они собирали новые пошлины с французских судов. Все же, возможно, их осуждали слишком безоговорочно. Не заключается ли действительная причина враждебного к ним отношения в их верности папской булле «In coenam domini», которая запрещала продавать неверным все, что требуется для мореходства, а также в их оппозиции к контрабандному провозу оружия, обогащавшему французских резидентов? Как бы то ни было, одни были людьми типа Жана Ле Ваше, прибывшего в Берберию 28-летним молодым человеком, которым восхищался дей Туниса, с уважением выслушивал диван в Алжире, и который относился к своему делу с такой страстью, что однажды воскликнул: «Если бы с одной стороны передо мной открылся путь на небо с разрешением идти туда, а с другой — путь в Алжир, я скорее пошел бы по последнему»; он умер мученической смертью из-за своей любви к миру. Совершенно иными людьми были гротескный и низкий Дюмулен в Тунисе или претенциозный и тщеславный шевалье д'Арвьё в Алжире, которые намеревались отомстить за свои неудачи, побуждая Францию к войне.

Французским резидентам, этим вечным сторонникам применения силы, удалось вовлечь Кольбера в экспедиции против варварийцев; они рекомендовали ему «занести над ними дубину». Кольбер посылал экспедиции не тогда, когда хотел этого, а тогда, когда позволяло положение в Европе. Пока император сидел на месте, отношения с турками портились, а против варварийцев посылались