Придерживаясь за косяк двери, она широко раскрытыми глазами смотрела на них. Кедрин не мог сказать, на кого именно. Но ему показалось, что в глазах Ирэн мелькнул страх.

7

Наступил час связи с «Гончим псом». Наступил и прошел, но с корабля не было принято ни одного слова, ни одного, пусть неразборчивого, сигнала.

Никто никогда не видел Герна таким разъяренным. Время, предназначенное для связи, еще не успело истечь, а он уже забросал фотограммами и Землю, и Луну, и все станции и обсерватории, обладавшие хоть малейшей возможностью уловить передачу капитана Лобова. Но никто не мог похвастаться успехом, хотя связисты неустанно пытались поймать что-нибудь по всем каналам.

Тогда Герн идет на крайность; пытается локатором нащупать «Пса». Но и это не удается: сигналы не возвращаются, и, значит, им не от чего отразиться. Связь прервалась, и никто не знает, что происходит на орбите Трансцербера.

Велигай вел катер сам, поэтому по дороге на Планету никакого разговора не получилось. Да Кедрину и не хотелось сразу же нарушить ту атмосферу спокойной целеустремленности, какая устанавливалась везде, где появлялся Велигай; куда лучше было сидеть и любоваться точными движениями шефа, который получал, видимо, немалое наслаждение, выполняя работу электронных устройств.

Конструктор привел машину на ближайший к институту космодром. Ближайший — вовсе не означало, что институт находился рядом: космодромов на планете осталось не так уж много, потому что Земля вовсе не собиралась позволить снова засорять свою атмосферу выхлопными газами, хотя бы и космического транспорта.

Начальник космодрома дал Велигаю свой аграплан. Он сам посадил их в машину и, стоя на взлетной площадке, еще долго махал рукой. Велигай набрал высоту, вывел аграплан в горизонтальный полет, включил автопилот и откинулся на спинку кресла. Кедрин перевел дыхание и решился. Сейчас — или…

Он не успел подумать «или никогда», потому что конструктор опередил его. Он взглянул на Кедрина прямо, сосредоточенно.

— Как вы относитесь к Меркулину? — спросил он.

— Он мой учитель.

Велигай кивнул.

— Понимаю. Расскажите о нем.

В ответ на удивленный взгляд Кедрина Велигай невесело усмехнулся.

— Это нужно мне, чтобы с ним как следует поспорить. А спорить я собираюсь потому, что он прав. Прав в том отношении, что если бы сейчас на нашем месте — его и моем — были автоматы, они сразу нашли бы общую точку зрения. Им не мешали бы ни заботы об авторитете, ни любовь к одним теориям и неприязнь к другим. Потому что даже к таким сугубо рассудочным вещам, как гипотезы и теории, мы не можем относиться без эмоций. Это хорошо, но это мешает.

— Мой учитель редко руководствуется эмоциями.

— То есть — он редко принимает решения под их влиянием? Но не случается ли так, что он отвергает что-то, подчиняясь именно чувству? Наверное, так… И вот поэтому мы с ним никак не обойдемся без, так сказать, психологических схваток. Мы — люди, нам не избежать этого.

— Не думаю, — Кедрин покачал головой. — Меркулин объективен.

— Да ведь и я тоже. И однако же… Впрочем, увидим. Ладно, об учителе своем, я вижу, вы ничего нового не скажете. Тогда еще один вопрос: институту под силу сделать то, о чем мы будем просить?

Кедрин задумался. Вопрос был серьезным и требовал тщательного подсчета возможностей. Велигай терпеливо ждал. Наконец Кедрин ответил:

— Институт сможет. Если отложить все остальные задания. И увеличить количество рабочих часов.

— Это возможно?

— Возможно. Хотя и рискованно.

Велигай повторил, переставив слова:

— Рискованно. Но возможно.

Затем он взглянул вниз сквозь прозрачный борт кабины.

— Вот он, старик… — В голосе Велигая прозвучала неожиданная нежность.

Кедрин взглянул тоже. Под ними виднелась острая башня «Джордано».

— Да, — сказал Меркулин. — Это возможно.

Он сидел, положив руки на стол, сцепив пальцы. Лицо его было спокойным, только губы временами чуть подрагивали, словно удерживая какие-то другие слова, не те, которые он произнес.

— Возможно, — после паузы повторил он. — И все-таки, мне не хотелось бы решать сразу. Потому что я не уверен — нужно ли это.

— Не новый разговор, — сказал Велигай.

— Да. Но истина дороже, чем боязнь повториться.

Кедрин сидел между обоими учеными. Между своими учителями — потому что на спутнике-семь он ведь успел чему-то научиться, и это «что-то» в конечном итоге исходило от Велигая. Сейчас Кедрин повернул голову направо, к Велигаю, ожидая продолжения.

— Согласен, — кивнул Велигай. — Истина дороже. И надеюсь, что Платон мне друг [1].

— Во всяком случае, не враг. Думаю, что если мне удастся удержать вас от совершения ошибки, это будет проявлением именно дружбы.

— Хорошо. Будем искать ошибки. Дело стоит того — восемь человек должны быть спасены. Точка зрения Пояса известна: для того чтобы провести эту операцию, нужен Длинный корабль. Звездолет. Его надо построить за три месяца. Имеющаяся автоматика работает в темпе, который не обеспечит изготовления деталей в срок. Нужны новые машины. Гораздо более быстродействующие. Если вы сможете рассчитать их, то машиностроители построят — я с ними говорил — и даже смонтируют на наших спутниках. До того времени у нас хватит деталей, которые мы уже изготовили. У нас уже есть все графики. Весь вопрос в том, сможете ли вы.

— Я уже сказал: смогли бы. Если бы это вызывалось необходимостью.

— А вы полагаете…

— Я полагаю, — вежливо сказал Меркулин, — что мы с вами не верим в чудеса.

— И что же?

— Авария «Гончего пса» может быть вызвана одной из двух причин: чудом или небрежностью людей. Если гипотеза о чуде отпадает, остается второе. Логично, не правда ли? Но в таком случае, зачем нужен «длинный», как вы говорите, корабль? За три месяца можно с успехом вызвать транссистемный корабль — хотя бы «Стрелец» — переоборудовать и послать на орбиту за людьми. Предвижу ваше возражение, — Меркулин предупреждающе поднял ладонь.

— «Стрелец» слишком тесен, не так ли? Но не надо посылать на нем людей. У нас достаточно автоматов, которые доведут корабль до нужной точки и даже пришвартуют куда следует. Терпящим бедствие останется только подняться на борт.

— Идиллическая картина, — серьезно сказал Велигай.

— Но, как мне кажется, верная.

«Верная? — подумал Кедрин. — Пожалуй, да. Хотя и неприятно как-то думать о том, что спасать людей полетят не другие люди, а автоматы. Но это

— эмоции. Они сейчас излишни».

— Верная, — кивнул Велигай. — Но в ваших рассуждениях есть один недостаток. Вы считаете, что причина несчастья должна находиться обязательно в пределах корабля. А если это не так?

— Это и было бы чудом.

«Так ли? А почему… да, а почему