1) по проступкам <…> и нечаянности, требующим исправления и очищения совести священнослужительской Иерархическим действием Архиерея и неудобоподвергаемым гласности и формам обыкновенного суда; 2) вообще по проступкам против должности и благоповедения, несоединенным с явным вредом и соблазном, замеченным в священнослужителе, которого прежнее поведение было неукоризненно; 3) жалобам, приносимым именно с тем, чтобы правильно поступившего исправить Архипастырским судом и назиданием без формального делопроизводства. (Уст. Дух. Консист. 155). И в таких случаях дела обращаются к исполнению в Канцелярии при Архиерее (ст. 25 и 26 определения Священного Собора Российской Православной Церкви об Епархиальн. Управлении). Во всех же прочих случаях в отношении проступков священнослужителей по делу, сданному Архиреем в Епархиальный Совет, назначается формальное следствие (ст. 156 Уст. Дух. Консист.) по определению Епархиального Совета, но обязательно утвержденному Епархиальным Архиереем. Но последний может по делам, требующим следствия, назначать помимо Епархиального Совета, исследования, возлагая таковые непосредственно на доверенные духовные лица, а полученное от них дело уже обращает в Епархиальный Совет на рассмотрение (ст. 158 того же Устава). Вообще же без согласия Епархиального Архиерея ни одно решение органов епархиального управления не может быть проведено в жизнь (ст. 23 означенного Соборного определения)…[815]

Встречались дела и явно «уголовного» характера. В январе того же 1924 года Архиерейским Синодом был рассмотрен рапорт настоятеля монастыря св. Кирика в Болгарии епископа Царицынского Дамиана с донесением об уходе из названного монастыря послушника Феодора Магеры, который унес с собой монастырские деньги и вещи, а также о самовольном уходе из этого же монастыря архидиакона Евфимия. Синод предписал владыке уведомить об этих фактах священноначалие Болгарской Церкви[816].

В октябре 1924 года Копенгагенский Приходской Совет призывал епископа Антония, бывшего настоятеля Копенгагенской церкви, вернуть «излишне полученные им церковные суммы», а также вернуть мантию и омофор, полученные владыкой из ситхинского кафедрального собора. Решение Синода гласило:

1. В виду мотивов, изложенных в объяснении, данных Преосвященным Епископом Антонием и заключения Синодального Члена Преосвященного Епископа Гермогена признать таковое объяснение удовлетворительным и Преосвященного Епископа Антония свободным от обязательства возврата полученного им жалования за время с 6 ноября по 31 декабря 1921 года по должности Настоятеля русской православной Церкви в Копенгагене.

2. Заявление Преосвященного Епископа Антония о возвращении им в Ситхинский Кафедральный Собор мантии и омофора принять к сведению…[817]

Епископом Серафимом была наложена епитимия на князя Лобанова-Ростовского. В связи с этим в канцелярию Синода поступили письма: 1) Епископа Лубенскаго Серафима – Управляющего русскими православными общинами в Болгарии, 2) Старшей сестры Братства при русской церкви в Софии Е. Шуруповой, 3) представителя в Болгарии Совещания Российских Послов Б. Серафима, 4) профессора П. Богаевского, 5) старосты храма Н. Шурупова, 6) генерал-майора А. Соловьева, члена Русского Всезаграничного Церковного Собора, а также отзыв Софийского митрополита Стефана. В свою очередь от епископа Серафима Архиерейский Синод по содержанию жалоб князя Лобанова-Ростовского потребовал дать объяснения[818]. На одном из следующих очередных заседаний вновь было рассмотрено дело о наложении Управляющим русскими православными общинами в Болгарии, епископом Серафимом на князя Лобанова-Ростовского церковной епитимии, выражавшейся в запрещение тому причащаться Святых Тайн. Перед вынесением на рассмотрение Синода дело было направлено на экспертную оценку члену Синода, епископу Гавриилу[819]. Позже в своем рапорте епископ Серафим докладывал о состоявшемся его примирении с князем И. Н. Лобановым-Ростовским, а также и о разрешении последнему причащаться Св. Тайн[820].

Вызывает интерес письмо священника Иерофея Воробьева (рукоположенного в сан архиепископом Александром, бывшим Северо-Американским и Алеутским), который, адресуя его митрополиту Антонию, писал:

15/29 сего декабря Архиепископ Александр пригласил меня в келию свою, находящуюся в Св. Андреевском Афонском подворье и прочел мне касающееся меня постановление Заграничнаго Архиерейскаго Синода, от 30 сентября – 18 октября 1924 г. Смиренно склоняя главу свою пред величайшим духовным авторитетом Вашего Высокопреосвященства, не в оправдание (так как не чувствую себя виновным) и в объяснение осмеливаюсь Всепочтительнейше дополнить Вашему Высокопреосвященству следующее: Не я искал священства, а сам поискан был. В конце июля сего года я приглашен к Святейшему Патриарху Вселенскому Григорию (+1924 г. 17 ноября), с которым и беседовал наедине (ибо знаю новогреческий язык) об имеющейся быть открытой Николаевской церкви в Харбине, куда требовался священник. Я откровенно рассказал Святейшему, что окончил всего 3 класса дух. училища, имею жену и взрослую дочь, очень беден, на что Святейший сказал мне, что и в его клире есть не мало образованных богословски священников и что Божия благодать восполняет недостающее. Уповая на помощь Божию, я согласился принять сан иерея, о коем мечтал, как о величайшем счастье в течение почти 25 лет моего псаломщества. С благословения Святейшаго Патриарха и я был рукоположен Архиепископом Александром, при чем на меня был возложен золотой наперсный крест не как награда за мои труды в пользу Церкви, а «чести ради Русской Церкви», как буквально сказано в Патриаршем указе, от 30 июля за № 2/44. Мне бесконечно больно, что Владыка Анастасий поверил злым людям и бросил камнем не в псаломщика Воробьева, которого он больше года тому назад безжалостно прогнал со службы, чтобы передать какие-то несчастные 15 лир в месяц своему келейнику, а в священника Воробьева, клирика Великой Константинопольской Церкви, который в виду затяжек с открытием Харбинской церкви, теперь без места, но никого ни о чем не просит, нигде треб не ищет, а терпеливо ждет, когда Господь явит свою милость и даст возможность ему не изредка лишь служить Божественную Литургию, а всегда, как подобает иерею, грешному и недостойному, но глубоко верующему, что и он, сосуд скудельный, потребен Церкви Божией в настоящие антихристовы времена[821].

В делах подобного рода за 1928 год интерес представляют постановления о «духовных следователях». Митрополит Антоний, Управляющий русскими православными общинами в Королевстве СХС ходатайствовал об установлении определенного вознаграждения за допросы свидетелей под присягой при ведении духовного следствия. Определением Епископского Совета при Управляющем русскими православными общинами в Королевстве СХС, от 9/22 марта 1928 года было постановлено:

Признавая труд исп.[олняющих] обязанности] Духовных Следователей весьма тяжелым и полагая, что отсутствие установленного определенного вознаграждения за этот труд является не нормальным, а оплата этого труда случайными добровольными даяниями отдельных лиц нежелательным и для дела вредным, просить Владыку-Митрополита Антония, Управляющего русскими православными общинами в Королевстве С. Х.С., ходатайствовать перед Архиерейским Синодом об установлении определенного вознаграждения от Епископского