Шрифт:
Закладка:
Ричард отпил глоток из своей чашки, лукаво усмехнулся, потом сказал игривым тоном, на этот раз по-французски:
- Я отправил уже три письменных отчета в Дакота-билдинг - о том, как вы проводите время, хотя ни разу не был в вашем поместье, да это и не нужно. Я навожу справки тут!
- И кто ваши информаторы? Надеюсь, вы не досаждаете моим родственникам со стороны отца, Дюкенам? Хотя нет, они бы мне сказали.
- Мне запрещено общаться с Ларошами и Дюкенами и вообще привлекать к себе внимание. Правда, долго искать не пришлось: там, за мостом, живет кузнец, который подковывает лошадей мсье Лароша. От него я узнал, что вы осваиваете верховую езду, «не гордячка» и «чудо какая хорошенькая!». Еще я часто вижу экипаж мадам Ларош, с виду милейшей женщины, на дороге, ведущей к мельнице, и в деревне, и вы всегда сидите рядом. Месяц назад, на ярмарке, я с тяжелым сердцем наблюдал за вами с Бонни… Вулворты, получив мой отчет, сразу отправляют мне телеграмму. Им так спокойнее!
Ошарашенная этой стремительной тирадой Ричарда, Элизабет жестом попросила его замолчать. Но он не послушался, внезапно встревожившись:
- А как вы-то меня нашли, Лисбет? Вы не должны были знать, что я в Шаранте!
- В поместье тоже сплетников хватает, - ответила она. - А слухи распространяются быстро. Вот сегодня мой приятель Жюстен рассказал, что вы живете в этом трактире. А ему сказала Мариетта, прачка, которая работает на Ларошей. Сначала я собиралась навестить дедушку Туана, но потом подумала: заеду и проверю, правда это или нет.
- Дедушку Туана? - повторил озадаченный Джонсон.
- Это уменьшительное от Антуана. Я его звала так в детстве. И ему до сих пор нравится! Ричард, вы зря теряете время. Советую вам вернуться в Нью-Йорк. Не хочу, чтобы па, вернее, мистер Вулворт тратил на меня столько денег. Я тоже пишу им письма. И никакая опасность мне не грозит! Вам незачем тут быть.
Элизабет, которая к этому моменту уже встала и застегнула жакет, понурилась. Ее очаровательное личико несколько поблекло, она с тревогой посмотрела в окно.
- Что с вами, Лисбет, милая? - встревожился Ричард.
- Ничего. И я запрещаю вам называть меня милой, это неуместно.
- А «моя дорогая Лисбет»?
- Тоже нет. Во Франции меня называют Элизабет. Прощайте, мы больше не увидимся! Вы делаете свою работу, но мне это неприятно. Противно осознавать, что за тобой следят, подсматривают!
Он промолчал, просто одной рукой обнял ее за талию, а второй приподнял ее подбородок.
- Вы изменились, стали еще красивее, еще соблазнительнее, - прошептал он по-английски.
Сердце девушки застучало часто и глухо. Когда Ричард прижался губами к ее губам, Элизабет закрыла глаза и целиком отдалась этому поцелую, которого жаждала и к которому стремилась. Их губы слились в игре, изощренной и пьянящей.
Все тело у Элизабет горело, мысли затуманились. Она испытала сладостный восторг, какую-то исступленную радость, едва ощутив сильные мужские руки на своих грудях и бедрах.
Ее отчаянная покорность, прерывистое дыхание, обостренная чувственность заставили Джонсона обезуметь от желания.
Впоследствии он стыдился того происшествия в каюте на борту «Турени», но так и не научился справляться со своими порывами.
Он молча подхватил девушку на руки и понес к кровати. Элизабет не противилась, со страхом ожидая и даже не сомневаясь в том, что он вот-вот овладеет ею, сделает ее женщиной.
- Милая! Моя прелесть! - твердил он по-английски. - Я люблю тебя. Знала бы ты, как я тебя люблю!
Она оставалась безгласной, испуганной. Наверное, главной его ошибкой стало то, что он перестал ее целовать, не сделал скидку на ее неопытность: приоткрыв глаза, она увидела, как он расстегивает ремень, спускает штаны. Потом он упал на постель с нею рядом, задрал юбки и властно сунул руку ей между бедер.
- Лисбет, красавица моя, мое маленькое чудо! - страстно прошептал он ей на ушко.
Дыхание его все учащалось, пока пальцы ловко расстегивали крохотные перламутровые пуговички на девичьих батистовых панталонах. Когда же Ричард наконец коснулся ее «цветка», теплого и влажного, он хрипло застонал.
И снова Элизабет взбунтовалась - против Ричарда и собственного смирения. Она поняла свою ошибку: по-настоящему она его не любит, всего лишь поддается той власти, которую он имеет над ее телом и ощущениями.
- Не надо! Оставьте меня в покое! - вскричала девушка. - Я не хочу!
- Почему? - удивился он. - Лисбет, я так вас люблю!
- А я вас - нет!
Перед глазами ментально возникла белокурая макушка Жюстена в тот момент, когда он робко поцеловал ее в коленку… Элизабет рывком вскочила и отбежала на другой конец комнаты.
- Нет, я не хочу и не могу! - громко сказала она.
Ричард так и остался лежать на кровати, приподнявшись на локте и тяжело дыша.
- Вы отказываетесь, потому что порядочные девушки так не поступают, да? Но вы все равно будете моей, только моей! Вы никуда от меня не денетесь, Лисбет. Я на вас женюсь!
Потом Ричард пробормотал что-то невразумительное, злясь, что лишился наслаждения, казавшегося таким возможным. Элизабет приоткрыла дверь. Ей хотелось его наказать за ту власть, какую он над ней имел.
- Не вздумайте рассказать о том, что только что между нами было, Эдварду Вулворту, мсье Джонсон, - можете лишиться жалованья! До свидания!
Он был не в состоянии ни ответить, ни удержать ее.
15 Измученные сердца
На мельнице Дюкенов, в тот же день, в пятницу, 12 марта 1897 года
Прежде чем въехать во двор мельницы, Элизабет долго смотрела на спокойно текущую речку. Внезапно ощутив ностальгию, вслушивалась в монотонное, похожее на тихий стон журчание воды, стекавшей с лопастей большого мельничного колеса.
У нее в голове крутились слова, сказанные уверенным тоном Ричарду, - «И никакая опасность мне не грозит!». И благодаря обостренной интуиции девушка поняла: это не так. Угроза присутствует в ее жизни постоянно, но какая?
Так ничего для себя и не решив, она въехала наконец в сарай, где и привязала лошадь, не став ее расседлывать. Во дворе было очень тихо и как-то пусто, что только усилило тревогу. Слава
