с Зигелем случилось несчастье. Он свалился вместе с лошадью на обледенелой дороге. В результате ротный лишился фельдфебеля, который был хорошим старшиной.

– Возьмите Шаллингера! У этого обер-фельдфебеля огромный опыт, к тому же он уже был на Восточном фронте.

– Ему поручено командовать 2-м взводом.

– У нас появился взвод крупнокалиберных орудий?

– Представьте себе. Его нам прислали в самый последний момент.

– Тогда лучше было бы назначить командиром этого взвода Гиллеса, ведь раньше он служил в таком взводе.

Но Дорш сделал вид, что не слышал. Он не очень любил нас, поскольку с фельдфебелем ему справиться было легче, чем с лейтенантом. Мне стало обидно за Гиллеса, и я сказал:

– Тогда обратитесь в полк. Думается, писаря они всегда найдут.

Мне было пора. Зоммершайд уже сигналил, что ждет меня в машине.

– Никому ни слова! – проговорил Дорш и приложил палец к губам. В этом была вся его сущность – лучше никого, чем чужого.

Мы вернулись в нашу деревню. Свою комнату я делил с Кюлем, а в соседнем помещении разместились командиры орудий: унтер-офицер Теске и ефрейтор Гислер. Я хотел сначала поселить с ними и унтер-офицера Тутхорна, но он отказался, сказав, что хочет спать с пехотинцами. У этого Тутхорна, родом из Дуйсбурга, были рыжие волосы и серо-зеленые бегающие глаза. В армии он служил уже 4 года, и недавно ему присвоили звание унтер-офицера, но он почему-то сторонился Теске и Кюля. Зато с рядовыми был на «ты». Тутхорн уверял, что до того, как стать солдатом, ходил на корабле по Рейну коком.

Мои возничие сразу же подружились с жителями деревни и разговаривали с ними на славянском языке, что сильно удивляло пехотинцев. Как-то ночью я обнаружил, что они, вместо того чтобы стоять на посту, разбрелись по домам жителей. Это были как раз те двое поляков, на которых мне в свое время жаловался Эберле. Не сказав разгильдяям ни слова, я распределил унтер-офицеров для контроля. Первым на проверку пошел Тутхорн. Вернувшись, он доложил, что все в порядке. А вот Теске и Кюль обнаружили ту же картину, что и я. Мне пришлось переговорить с Теске и Кюлем на предмет того, не ведет ли Тутхорн с возничими общие делишки.

– Ведет, но только в отношении девушек.

У меня, как командира взвода, не хватало полномочий примерно наказать разгильдяев. Арест они восприняли бы просто как возможность хорошенько выспаться. Здесь не годились меры наказания, затрагивающие мужскую честь и самолюбие. Не годилось также лишение отпуска. Единственной действенной мерой могло служить только то, что предписывалось в подобных случаях: отдать их под военно-полевой суд. В условиях военного времени, когда мы находились практически в непосредственном соприкосновении с противником, такое деяние могло закончиться смертным приговором. Но тогда я лишился бы своих возничих. К тому же меня не поняли бы ни в роте, ни в полку, так как это бросило бы тень на всю часть.

Тут мне вспомнилось, как поступал иногда мой бывший фельдфебель Хетцл, который имел большую воспитательную практику. Я стал выставлять удвоенные посты: к возничему добавлялся стрелок. Причем солдатам были названы истинные причины усиления караульной службы. Теперь у личного состава не осталось свободных от караула ночей. Буквально через два дня ко мне подошли Эберле и Веросумский и слезно попросили разрешить вновь нести службу по одному, как прежде.

– А если они опять разойдутся по домам? – спросил я.

– Господин лейтенант может быть уверен, все будет в полном порядке и такое больше не повторится, – стал уверять меня Веросумский.

Я милостиво разрешил выставлять одиночные посты. В будущем нарушений больше не было.

Тутхорн умолял меня не докладывать о происшедшем вышестоящему начальству, чтобы не вызывать шумихи. Времени на раздумье у меня не осталось, поскольку пришел приказ срочно занять тыловой рубеж. Был полдень 25 февраля. На улице светило солнце и заметно потеплело.

Указанный рубеж находился на стыке 5-й и 6-й рот. В тылу батальона в 3 километрах лежала деревня Черемошки. Огневые позиции моего взвода располагались в километре от деревни позади небольшого пологого холма. Чтобы добраться до места в указанное время мы перевезли орудия на санях, в которые было впряжено по 4 лошади. Кругом было открытое поле практически без естественных укрытий, и солдаты принялись строить укрепления из снега. Мне стало обидно, так как наше боевое крещение, похоже, откладывалось. Противника хотели подпустить, пока он не взберется на железнодорожную насыпь, а затем навесным огнем прижать к откосу.

Воспользовавшись затишьем, вестфалец Кюль, малыш Рипе и я усердно обкладывали нашу позицию снежными блоками, положив свое оружие и снаряжение на брезент. На полотне лежала винтовка Рипе, наши с Кюлем пистолеты, мой автомат с 6 магазинами, по 20 патронов в каждом, телефонный аппарат с инструментами и кабелем, приборы для измерения и наблюдения, наши лопаты и поясные ремни, мой бинокль и стереотруба со штативом. Кроме того, туда же мы положили наши плащ-палатки, пледы, шинели, валенки, куртки, маскировочные халаты, сумки с хлебом и две мои бутылки коньяка (во Франции я купил целый ящик и привез его с собой). Все вышеперечисленное, вес которого составлял не менее 3 центнеров, мы притащили с собой по снегу высотой по колено. Я решил отправить стереотрубу обратно со вторым связистом.

Мы катали снежные шары и вырезали блоки из снега, чтобы потом построить из них круглое сооружение наподобие гнезда, где можно было бы лежать плашмя. Стены нами возводились в три четверти метра высотой, поверх которых затем планировалось натянуть брезентовое полотнище и присыпать его снегом. Снаружи сооружение обливалось водой, чтобы снег превратился в лед, а затем обкидывалось снегом, чтобы придать ему вид естественного возвышения. Наблюдение за противником и стрельба по нему должны были вестись вне этих стен, для чего мы выкопали нечто вроде окопчика для стрельбы лежа. Попытки вырыть окопы в грунте успехом не увенчались. Земля была тверже железа.

Вечером и ночью 2-й полк нашей дивизии длинными рядами двигался в направлении тыла через огневые позиции взвода. Странная была картина. Тяжело нагруженные солдаты молча шли гусиным шагом. Сначала мы думали, что противник идет вслед за ними по пятам, но наступило утро, а он так и не появился. Я воспользовался случаем и обошел позиции пехоты. У 5-й роты, которой командовал Альт, все было просто. Можно даже сказать, слишком просто. Солдаты, толком не окопавшись, лежали на снегу на склонах пологого холма и издали походили на черные нити на белой скатерти. Был спешно отдан приказ прикрыть позиции снегом.

Затем я взял правее и направился к обер-лейтенанту Гемелли.