Шрифт:
Закладка:
— Правильно.
Когда успокоились, мирянин продолжал:
— Согласовать церковь с социальной революцией можно постольку, поскольку революция не противоречит христианским началам.
Опять зашумели в толпе. Один из попиков, дососав ароматную трубку, сплюнул:
— Глумной он какой-то.
Другие отошли в сторону, занялись хозяйственными разговорами. Третьи, только что пришедшие, оглядывались, целовались, сердечком вытянув губы, со знакомыми, прислушивались. Оратор, наконец, успокоился. выступил новый — из священников. Его прервал вышедший на крыльцо представитель мандатной комиссии, покрутил усики, улыбнулся и широко развел руками.
— Отцы и братия, пожалуйте, пожалуйте, не задерживайте… Но «отцы и братия» расшумелись. Выкрикивали предложения. Прерывали оратора. Получилось что-то вроде многоголосной декламации, причем главная роль принадлежала отцам, а «братиям» (мирянам) много говорить не приходилось. Если «брат» приехал из деревни, он, в большинстве случаев, одет в нищую сермягу, но у него упитанное лицо и пышная борода. Если же «брат» печется о благосостоянии городского храма, он обычно носит старомодное, с бархатным воротником, пальто, сияющие калоши.
Пришлось мне поговорить с деревенским попиком. Сначала смущался, потом застенчиво потупился: «Мы все хотим нового… Только вот миряне больно жмут на нас. Взять, к примеру, проповедь. Читай так, как они хотят. То же и во всем прочем…»
Заседания происходили в смежной с приемной ВЦУ церкви. Попики, входя, истово крестились, прикладывались к кипарисово-смуглому кресту, группировались согласно убеждениям и наклонностям. В церкви встречались уже иные «миряне»: тихие «мальчики», прозрачные синие глаза, похоронные морщинки у губ, бледнолицые «сестрицы» в скромных косыночках, несколько монашествующих, горсточка сектантского облика крестьян. Деловую часть заседания открыл митрополит Антонин — дряхлый, темнолицый, в белом библейском клобуке, с кряжистым новгородским выговором. Смысл речи: старая церковь умерла — нужна церковь новая. Ее можно создать единственным путем — революционным путем. На такой путь и встало обновленческое движение. Стоящий невдалеке от меня «брат» (угрюмые глаза и суровое лицо) крепко сжал губы и потом поморщился.
— Мда-а-а…
— Ведь и Христос, — продолжал Антонин, — действовал революционным путем, иначе Он не был бы распят.
— Договорился до дела, — поперхнулся мирянин и, поворотясь к иконе, быстро перекрестился.
— Экое богохульство, Господи…
Когда же Антонин, заканчивая, обратился к заседанию:
— Все мы должны стать друзьями Советской власти, — мирянин с несколькими друзьями направился к выходу.
Прот. Красницкий выступил с речью о текущем моменте. Он недурной, очень гладкий, очень спокойный оратор. Часть съезда встретила его возгласами: «Вы бы надели красную ризу!» Но сразу смолкли. Слушали внимательно. Попики, поглаживая волосы, перешептывались. Ну и говорун! Красницкий — безоговорочный революционер церкви. Он сказал в своей речи: «Наш живоцерковный голубь уже перелетел за Черное море». Выступивший вслед за ним священник Боголюбов, искусно прикрывшийи тихоновские «заповеди» «сафьяновым переплетом» канонических правил, внес маленькую поправочку:
— Только этому голубю надо бы привязать записочку. В записочке, как объяснил Боголюбов, следовало бы написать о некотором «нестроении» в церкви, т. е. о нарушении «канонической преемственности» и просьбу к современным корсунским «святителям»: «Благословите (на предмет правомочности) Поместный Собор». Но это в скобках.
Вернемся к Красницкому. Речь Красницкого пересыпана незнакомыми на амвоне словами: революция, Советская власть, иностранный капитал.
— Мы должны служить Советской власти. Мы — народная церковь, должны поддерживать народную власть.
В резолюции, предложенной Красницким, находится пункт, признающий Тихона контрреволюционером. Резолюция в целом вызвала массу выступлений. Многоголосная декламация повторилась в более широком размере.
— Наш съезд, — поднялся на амвон пепельно-седой, снятый с суриковского полотна священник, — не имеет права судить Тихона. Судить его будут в другом месте…
В толпе задрожала фосфорическая зыбь. Некоторые подвинулись ближе, священник взмахнул руками, трубно прогудел:
— Ведь если он будет осужден, кровь его будет на нас и на детях наших.
Зыбь перелилась волной. Волна зашумела. Плеснулась исступленно-истерическим «Хри-сто-с воскре-е-се-е!»
(Известия, 1923, 29 апреля, № 94, с. 4.)
В результате всех этих речей, выступлений, возражений о. Красницкому удалось, после ухода «беспартийных», навязать съезду следующую резолюцию:
«1. Предстоящий Поместный Собор должен ясно и определенно окончить двухсотлетний период подчинения церкви дворянскому самодержавию и положить начало действительной церковной свободе в условиях революционной Советской России.
2. В течение двухсот лет дворянского самодержавия религиозное чувство русского народа систематически эксплуатировалось прежним синодским и консисторским строем в определенных политических целях, и пятилетнее управление церковью патриарха Тихона имело определенную цель сохранить в церкви старый синодальный и консисторский быт в надежде восстановления павшего самодержавия.
А потому Московский епархиальный съезд духовенства и мирян постановил признать контрреволюционную политику патриарха Тихона вредной и разрушительной для церкви, повлекшей за собой великое множество жертв и со стороны духовенства, и со стороны мирян».
(Известия, 1923, 26 апреля, № 91, с. 5.)
Членами Поместного Собора от Московской епархии были избраны: от духовенства — профессор протоиерей Попов, магистр богословия Добронравов, профессор богословия С.В.Богословский, протодиакон С.Доб-ров, протоиереи С.Орлов, Лебедев и Цветков и псаломщик Радонежский. Из мирян В.Н.Львов, Н. К. Опарников, А.М.Коновалов, Н.С.Жемахов. Кандидатами к ним: Торопов и Мамонтов. Все избранные Москвой делегаты были членами «Живой Церкви».
Петроград избрал содацевцев. Здесь царила полная неразбериха. С января 1923 г. Петроградской епархией правил епископ Артемий, заявивший при вступлении в должность, что он намерен организовать комиссию для объединения петроградской церкви. В комиссии должен был участвовать и епископ Николай Ярушевич. Епископ Николай, однако, не пошел в комиссию, и ничего из этой затеи не вышло.
За несколько месяцев до этого, 24 ноября 1922 г. живоцерковники попытались взять реванш. В этот день в Петроград прибыл из Москвы протоиерей В.Д.Красницкий. Выступив в Князь-Владимирском соборе с широковещательной речью, он затем развил бешеную энергию для того, чтобы восстановить в Петрограде живоцерковную организацию. Поставив дело «на широкую ногу», он вовлек в кампанию влиятельных «друзей» с Гороховой улицы. В результате многие священники, отошедшие в сентябре от «Живой Церкви», вернулись вновь в ее лоно. Боярский с трудом отбивал яростные атаки.
