его на полосы и принялась накладывать жгут. Мужчина морщился и ругался: «Да чёрт возьми, я же сказал тебе идти! Я сам! Дай мне эту тряпку, только иди, а то нас тут обоих похоронят! Иди, иди уже! Ну!», он махал рукой, второй упираясь в землю, в то время, как Анна накладывала жгут и подкладывала под ногу палки, чтобы вода вместе с грязью не попали в рану, когда хлынет дождь и овраг станет превращаться в маленькое озеро. Убедившись, что всё готово, девушка поднялась и стала ловко карабкаться вверх, хватаясь за росшие на склоне травы и ветки деревьев, жалобно гнувшихся, когда девушка пыталась подтянуться на них. Ноги скользили по мокрой земле и траве и Анна отчаянно старалась двигаться как можно быстрее, чтобы преодолеть большее расстояние до того, как снова начнёт соскальзывать. Через минуту край её юбки в последний раз взметнулся над оврагом, а ещё через мгновение Анна уже бежала в направлении деревни, чувствуя, как по спине ей барабанит усиливавшийся дождь.

Свита Илария отчаянно страдала бездельем. К нему добавлялась усталость от приключения, которое задумал правитель и которое затянулось на несколько месяцев. Очищая мир от скверны магии, эти люди не успевали понимать, что революция закончилась и больше нет нужды лить чужую кровь, они настолько привыкли к этому, что, задумавшись, каждый из них понимал, что после всего пережитого сложно, почти невозможно, будет вернуться к мирному существованию. Движимые этой кровожадностью, ощущением свободы и власти над чужими жизнями, они следовали за своим предводителем и кто-то из них лучше осознавал природу этой преданности, а кто-то — хуже. Для них уже естественным было оставаться в деревнях и делать всё, что заблагорассудится до тех пор, пока не настанет пора сниматься с места и продолжить путь.

Сейчас каждый занимался своим делом: кто-то ходил по деревне, пугая молоденьких девушек, кто-то общался с местными, говорил о земле, втайне от себя вспоминая о далёкой, скрытой за красной завесой жизни в такой же деревне, работе на земле. В лагере остались семеро человек, они сидели возле одной из палаток и тихо переговаривались. Разговор то и дело стихал, говорящие оглядывались, нервно курили и, убедившись, что поблизости никого, возобновляли беседу. Их и увидела Аннабелль, выйдя из леса. Люди, кажется, не обращали внимания на усиливавшийся дождь, их лица были обесцвечены серьёзностью, делавшей их похожими: одинаково сведённые брови, сжатые челюсти, отчего подбородки кажутся квадратными, побелевшие от напряжения пальцы, в которых держали трубки. Словно древние идолы, мужчины сидели и говорили.

Каждый шаг давался Аннабелль почти что с боем. В самый ненужный момент проснулась память, твердившая: «Это он! Все несчастья и смерти — его рук дело! Ты и сама прекрасно знаешь, что добрые улыбки и манеры не значат ничего, если их посылает упоённый влиянием. Кому, как не тебе знать это? Так воздай ему по заслугам, одна его смерть взамен сотен унесённых жизней — так мало, почти ничего…». Мысли вспыхивали и угасали, унося с собой частички воспоминаний и образов, никогда не существовавших, а Анна всё неслась вперёд, оступаясь и ловя равновесие в страхе, что если она остановится, то эти мысли полностью завладеют ею.

Запыхавшаяся, она сбавила шаг возле сидевших у палаток мужчин. Те, что были несильно погружены в собственные размышления, заметили приближавшуюся к ним девушку и принялись расталкивать товарищей, чтобы те в первую очередь не спешили озвучивать свои мысли. «Случилось что-то?» — спросил один из них, когда девушка, не добегая до них, принялась махать руками. Его сосед неопределённо пожал плечами и, закусив трубку, поднялся. Это был огромного роста мужчина с аккуратно остриженной бородой, несмотря на весь свой бандитский вид, он чем-то напоминал священника. Возможно, такое впечатление создавалось отблеском доброты в его глазах, но, пообщавшись с ним, человек понимал, что доброта эта предназначалась не людям.

— Девушка, ты столкнулась с медведем? — спросил он, окинув измазанную в грязи Аннабелль. Один рукав платья был изорван в лохмотья, второго не было вовсе. Анна бросила на него полный презрения взгляд и, дыша через раз, заговорила.

— Иларий упал в овраг… У него открытый перелом, ему нужна помощь, — выдавив из себя эти слова, она опёрлась о колени и принялась шумно дышать. От долгого бега перед глазами прыгали тёмные круги, а во рту чувствовался металлический вкус крови. Каждый вдох давался с огромным трудом, но не дышать было невозможно.

Пока до мужчины доходил смысл сказанного, сидевший неподалёку юноша вскочил и за несколько шагов оказался рядом с Анной. Вслед за ним эхом пронеслось запоздалое: «вот чёрт!», и вопросительные взгляды, устремлённые ему в спину. Вдалеке рокотал гром, мелкий дождик должен был с минуты на минуту смениться настоящим ливнем. Юноша, тот самый, с угрюмым волчьим взглядом, подошёл к Аннабелль и присел так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Где он? — спросил он ровным голосом, стараясь не напугать девушку.

— В овраге, на самом дне, — из-за бега она говорила сбивчиво, голос срывался и мужчинам казалось, что она плачет.

— Спокойно. Мы достанем его, — юноша резко повернулся к остальным. — Малькольм, Якоб и Гаспар, вы отправляетесь со мной.

— А мы найдём его, Виктор? — с сомнением спросил бородатый мужчина. Юноша перевёл взгляд на Аннабелль.

— Там тропинка, она ведёт прямо к оврагу, через него перекинут мост, — она с трудом выпрямилась и, отерев раскрасневшееся мокрое лицо голой, исцарапанной рукой, сказала: — Я покажу дорогу.

Виктор в ответ на это сдержанно кивнул, хотя по нему было видно, что он совершенно не хочет брать девушку с собой. Кто знает, не произойдёт ли ещё чего-нибудь, на этот раз уже с ней. Но всё-таки проводник, как рассудил он, лишним не будет, и, коротко кивнув, Виктор приказал людям собираться. Мужчины, однако, не спешили, они поднимались с земли, разминали затёкшие руки, ноги и спины, о чём-то переговаривались, тушили трубки, то и дело поднимались волны смеха. Беспокойство в душе Аннабелль, чувство ответственности за жизнь Илария схлынуло, сменившись непониманием: как они могут