чуть погуляем и будем возвращаться, — отсутствующим голосом предложил Вейль.

Профессор, разводя руками в безмолвном негодовании, пошла следом.

— Я здесь приберу, если не возражаете, — злобно сказала Катрин.

Вейль оглянулся:

— Только не задерживайтесь.

Закапывать было легче. Катрин похоронила обломки холодного скарабея, принялась зарывать теплого. Дикси одобрительно наблюдала.

На прощание архе-зэка погладила по плоской голове осиротевшую статую:

— Держись, может и обойдется.

Жук скорбно промолчал. Катрин собрала инструменты и двинулась к озерной луже.

Временный лагерь пропекался и скучал, разве что капрал и «Латино» упомянули о каких-то подозрительных арабах, шнырявших неподалеку. Не иначе как лазутчики мамлюков. Профессор презрительно фыркнула, археологи слегка передохнули, наслаждаясь видом исторических камней (де Монтозан принудила младшего научного сотрудника попытаться реанимировать померший фотоаппарат, но с этим не срослось). Пора было возвращаться. Катрин несла молот, размышляла над результатам научно-исследовательской вылазки. С одной стороны, поиски увенчались успехом, с другой стороны, шеф разочарован. Когда глазел на посаженного на песок скарабея, выглядел откровенно глупо. Но что, собственно, должно было произойти? Насекомое обязано станцевать под скрип механического полонеза? Это вряд ли, древние обитатели Карнака отличались многими талантами, но изготовлением заводных игрушек «а-ля Фаберже» не увлекались. Хотя жук удивительный, чего не отнять.

На берегу пришлось долго сигналить лодкам, потом ждать. Катрин подсела к задремавшему на свернутом тенте шефу.

— Прошу прощения, но вынуждена уточнить — что дальше? Возвращаемся к цивилизации и свежим сосискам?

— Не совсем. Я еще подумаю, но, пожалуй, мы прогуляемся да Асуана. Погода недурна, общество приличное, война практически окончена…

— Какого черта, шеф? Мы ведь все равно в тупике. На след не вышли, да и не могли выйти. Жук…

— Катрин, не болтайте о том, чего не понимаете. Это замечательный жук. Просто сейчас не его день и час.

— Гм, астрологией внезапно увлеклись? Любопытное хобби… — архе-зэка замолчала, потом окликнула капрала:

— Гражданин Бомон, вы ведь парижанин?

Сидевший с мушкетом солдат настороженно оглянулся:

— Я вырос у площади Алигр, мадам.

Капрал вновь уставился на реку, сидящая рядом Анис смотрела туда же. Эти двое по-прежнему были подчеркнуто молчаливы, но, видимо, некий разговор между ними состоялся. Стабилизация отношений это хорошо, но сейчас Катрин думала о другом.

Пригородный парижанин Жосслен Бомон имел маловыразительные глаза: серые и банальные. Взгляд жестокий, это да. Но сейчас серость глаз едва угадывалась: затянулись зрачки черным, остался лишь светлый ободок в центре, что выглядело… немного ненормально.

— Шеф, вы знаете, о чем я. У нашего болящего бессознательного аудитора глаза абсолютно черные, я проверяла. Получается, что весь личный состав рискует впасть в эту проклятую змеиную летаргию или как ее правильно обозвать. Кроме вас, разумеется.

Шеф, не поднимая век, жалобно засопел:

— Послушайте, Кольт, вы меня сейчас в колдовстве обвините, а я спать хочу и вообще невиновен. Я, кобры, глаза — все это явления разного порядка. К чему вы вообще о всяких глупостях думаете и в чужие глаза заглядываете? В свои лучше посмотрите. Вы, да поможет вам Изида и этот… как его… Монту, излишне много нервничать стали, причем из-за сущих пустяков. Это прискорбно и неожиданно. Вот какое вам дело до коллег и случайных попутчиков? Собой займитесь.

— Слушаюсь, босс.

Наконец пришли лодки, археологи загрузились. Сопровождавший лодки лейтенант долго и занудно убеждал членов научной группы в необходимости соблюдать осторожность, не отлучаться без надежной охраны, ибо в окрестностях неспокойно, необходимо учитывать военные опасности и сложности нахождения в чужой, враждебно настроенной стране. Бесстрашная профессор парировала язвительными замечаниями, хотя офицер был кругом прав и неподдельно обеспокоен. Собственно, он и смотрел в основном на Катрин.

Ужин уже накрывали, но архе-зэка беспокоили намеки шефа. Вейль просто так болтать не станет, если «собой займитесь», значит, есть причина. В каюте Катрин порылась среди пледов и подушек, разбросанных глубоко занятой наукой профессором, и отыскала зеркало…

Ух-ты! Шпионка с восторгом подвинулась ближе к свету свечи. Нет, надо чаще собой любоваться: приятная ведь девушка, причем во всех отношениях. И глаза зеленые, чистые, даже как-то поярче прежнего стали. Положим, ярче нам не надо, очи и так были вполне-вполне, но приятно. Никакой черноты!

Полегчало на душе прямо-таки удивительно. Катрин радостно протерла зеркало. Но что это значит? Отступает малообъяснимая офтальмологическая магия или это временная ремиссия? Шпионка пересекла каютный бардак (все же Камиллу нужно носом в этот хаос крепко ткнуть) и вышла в соседнюю, лазаретную, каюту. Над больным склонился «Латино», волей случая и безысходностью экспедиционных потерь повышенный (или пониженный?) до экспедиционного доктора, что парня ничуть не радовало.

— Может, ты уколешь? У меня в упражнениях со шприцем нет особого опыта, — немедля заныл научный сотрудник.

— Вот бедняга, — посочувствовала Катрин. — Вся аптечка в твоем распоряжении, такие дивные снадобья, а ты скучаешь, не тренируешься.

— Глупая шуточка. Я в жизни к наркотикам не прикасался.

— Вот это правильно. Нам и так нескучно жить. Слушай, а тебе не приходило в голову заняться вненаучным воспитанием профессора? Приучить ее хотя бы дважды в день причесываться, следить, чтобы губы не трескались, купаться регулярно…

— С какой это стати? Профессор — вполне самостоятельная и уникально образованная ученая.

— Кто спорит. Собственно, я не про человека как такового, а про его подмышки.

«Латино» уныло промолчал. В последние дни мысли профессора де Монтозан целиком и полностью занимала археология, вследствие чего потом от увлеченной дамы несло как от запаренного верблюда. Видят боги, в дни романтичных профессорских настроений находиться рядом с ней было куда поприятнее.

— Ладно, давай уколю несчастного, — Катрин забрала шприц и сделала беспомощному психологу-аудитору иньекцию. Игла входила туговато, в остальном особых изменений состояния больного заметно не было. Крепкий организм — который день исключительно на капельницах держится, а лишь чуть щеки запали. Следующую процедуру делать не хотелось, но пока младший научный сотрудник отвернулся, лучше убедиться, поскольку малодушие — не наш стиль, и вообще мы привыкли смотреть правде, гм, в глаза. Катрин подняла веко больному и убедилась, что «Клоун» на свет по-прежнему не реагирует, а зрачки… собственно зрачков вообще не было — матово-черные слепые пятна. Выглядят глазки довольно жутко. «Черная слепота, недуг, неминуемо настигающий черных археологов» отметят