Шрифт:
Закладка:
Нужно идти домой, но сил нет. Наверное, сейчас ночь, а значит выходить на улицу слишком опасно. Но разве что-то может быть хуже группового изнасилования? Даже смерть сейчас казалась подарком Богов, спасением от боли и мучений, еще одной психологической травмы.
Закрыла глаза и вновь погрузилась в желанную мне черноту, обволакивающую мое натерпевшееся тело.
Это не сны, нет, это воспоминания.
»… Наигравшись на столе эти ублюдки швырнули меня на пол и продолжили там. Один снизу… теперь добавился еще один. Вспышка боли, видимо удар. Что-то толкается в рот… лежу на боку, а по лицу стекает какая-то вязкая субстанция, но рвотных позывов больше нет, как и меня. Меня держат у стены, приставив нож к глотке, чтобы оставалась неподвижной, а садист сверлил меня глазами, стараясь запомнить этот момент, каждый миллиметр моего лица, чтобы никогда не забывать кого сегодня опустил ниже дна, продолжая насилие. Чтобы узнать меня в любой толпе, вычислить по запаху, голосу. Он как ночной кошмар, может вернуться в любой момент, принося все тот же ужас каждый раз. Оставляя после себя неизгладимый отпечаток, рану, что никогда не затянется».
Меня привел в чувства какой-то громкий хлопок, раздавшийся с улицы. В комнате царила темнота, поэтому не знала: одна или же кто-то составил мне компанию. Единственное, в чем была уверена — мне прямо сейчас нужно торопиться домой, иначе не доживу до утра. Как только моя нога дернулась, промежность прострелила болью.
«Черт, ведь как ходячая приманка. Любая тварь учует кровь и понесется следом». — Кое-как натянула разрезанные вещи, стараясь завязать их внизу, что бы те не упали и держали хоть какое-то тепло.
Нижнее белье мне пришлось снять, ведь оно доставляла боль опухшим половым губам, да и на ощупь было испачканным. Узнавать чем не хотелось вовсе, поэтому трусики полетели в ближайший угол. Крепко сцепив зубы, мужественно терпела невыносимую боль, обещая себе, что дома позабочусь о женском здоровье. Думать о возможности забеременеть было под запретом.
«Никакой беременности. Они законченные наркоманы, у которых раз через раз хер не стоит. Если что, поищу завтра таблетки в аптеке». — С этими мыслями выбежала на улицу и ринулась по направлению домой, не заботясь о риске быть найденной.
Спотыкаться и падать от того, что ноги не могут передвигаться от боли, было невыносимым, особенно делать это тихо, ведь почти в каждом доме находился зомбированный, который может выпрыгнуть из окна и пуститься в погоню. У него шансы догнать куда выше, чем обычно, и это не могло не огорчать. Но продолжала вставать и двигаться дальше, превозмогая все муки.
Наконец, закрыла дверь своей квартиры, переводя дыхание. Оставаться один на один с мучительными воспоминаниями совсем не хотелось, но иного выбора нет — придется.
Первым делом надо удалить всю грязь со своего тела, пусть и мокрой тряпочкой. А после поискать таблетки, предотвращающие беременность, хотя таких здесь и не будет, но чем-то занять себя нужно, иначе сойду с ума.
20:43. Прыгун.
Наконец-то нарезвился вдоволь и теперь пришло время возвращаться в город, ища ту девушку в переулках, домах и квартирах.
«Хочу». — Вновь это слово, но как обычно в точку — это действительно то, чего хочу, требую.
Холодный порыв ветра всколыхнул ветви деревьев и капюшон моего худи, давая мне немой сигнал двигаться. Припав к земле, зарычал и оттолкнулся, совершая дальний прыжок. Тело немного устало от сегодняшних игр, но это была желанная слабость, заставляющая хотеть понежиться в теплой воде и отдохнуть за столько времени.
Подо мной мелькали все те же места, замеченные утром. Запрыгнув на первую высокую крышу, желал оценить обстановку сверху, прежде чем двигаться дальше или спускаться вниз. Все-таки инстинкт самосохранения был моим любимым. Возможность видеть в темноте помогла мне отыскать несколько крупных скоплений зомби. Одну группу сразу откинул, так как там не было ничего интересного — стадный инстинкт, не более. Затем начал анализ двух других, но быстро прекратил — нужно сменить обозревательную вышку. По городу пронеслось пару моих криков, но никому не было до этого дела, ведь кричал не человек,