Шрифт:
Закладка:
Базел глубоко вздохнул. То, о чем говорил Томанак, казалось невозможным. Всегда, насколько хватало памяти, раж был постыдным пятном, проклятием его народа. Как может то, что делало их чудовищами в глазах других человеческих рас, сделаться ценным приобретением?
Но одновременно с этой мыслью ему вспомнилось собственное обращение с ражем, и первые слабые ростки веры забрезжили в его душе. Раньше он никогда по-настоящему над этим не задумывался. Было слишком страшно и стыдно. И он никогда не вызывал раж, кроме как во время битвы. Этот демон был слишком могущественным, чтобы спускать его с цепи, – разве что на карту была поставлена сама жизнь, и Конокрад всегда стремился поскорее подавить его в себе, как только непосредственная необходимость миновала.
При этом он не замечал, что его привлекали не разрушительные свойства ража, а связанное с этим состоянием возбуждение, концентрация сил, чувство предельно полного овладения своими возможностями. Никогда не размышлял Базел и о возможности использования ража, кроме как на поле битвы, и он испытал потрясение, услышав, что так может быть. Значит, эта волшебная сила может служить не только для разрушения! И его народ сможет наконец освободиться от древнего проклятия.
– Я… Боюсь, мне еще долго придется обдумывать ваши слова, чтобы полностью понять их… – Голос его звучал неуверенно. – Но если это все правда…
Он замолчал, и Томанак кивнул:
– Это правда, Базел, и твое предназначение – поведать об этом твоему народу. Ты должен напомнить, что раж – это палка о двух концах, что вы должны выработать новые правила его использования и назначить наказания за злоупотребления. Как Оттовар когда-то учил колдунов ограничивать свою силу, так и ваш народ должен научиться сдерживать себя, и овладеть этим будет нелегко.
– Это я понимаю, – тихо ответил Базел. – Это мне понять легко.
– Знаю, – мягко проговорил Томанак. – Из-за этого-то я и выбрал тебя и надеялся, что ты тоже выберешь меня. И теперь, – голос Бога Войны зазвучал громче, – так как ты, кажется, наконец сделал свой выбор, готов ли ты принести мне Клятву Меча, Базел Бахнаксон?
Внезапный вопрос оторвал Базела от раздумий об ошеломляющем откровении, которое он только что получил от Томанака. Где-то на границе его сознания еще таился страх, возникавший при мысли о «предназначении» и заданиях богов. Но это чувство отступало при отчетливом воспоминании о том, как Базел впервые увидел демона, понял, какие силы тот представляет, и осознал, что создан для борьбы с ними. И даже если бы это не врезалось навсегда в его память, у него все равно уже не было выбора. Он уже посвятил себя служению Богу Войны, приняв помощь Томанака в сражении, а как он уже сказал богу в их первую встречу, слово Базела Бахнаксона чего-то да стоит. И поэтому он без колебаний кивнул, глядя на возвышавшуюся над ним сияющую фигуру.
– Да, я готов, – сказал он негромко, и Томанак, улыбнувшись, вытащил из ножен свой меч.
Это было простое боевое оружие, его рукоять не блистала драгоценными камнями, на лезвии не было никаких узоров, но оно и не нуждалось в украшениях. Размером меч был с Базела, и любой другой меч в сравнении с ним казался лишь несовершенной копией. Это был прообраз всех существующих на свете мечей, не игрушка праздного щеголя, а настоящее оружие воина, предводителя воинов. Когда блестящий клинок появился в руках бога, сияние вокруг Томанака усилилось. Он протянул Базелу рукоять меча, и градани, облизав губы, положил руки на простое, обвитое проволокой перекрестие. Под его пальцами что-то потрескивало, словно живое сердце электричества, длинный отзвук той мощи, которую он ощутил в собственном мече во время битвы с демоном. Отсвет исходящего от бога света играл на лице Конокрада, и Томанак устремил на него серьезный взгляд:
– Клянешься ли ты, Базел Бахнаксон, быть мне верным?
– Да, клянусь, – сказал Базел, и у Брандарка поползли мурашки по спине, потому что голос его друга звучал как более тихое, но отчетливое эхо низкого баса Томанака. В них было какое-то родство, почти слияние, и Брандарк одновременно испытывал благоговейное, восхищенное чувство и горечь от своей исключенности из этой общности.
– Будешь ли ты чтить и соблюдать мой Кодекс? Будешь ли преданно служить силам Света, следуя указаниям своего сердца, и вступать в бой с силами Тьмы, не щадя своей жизни?
– Да, буду.
– Клянешься ли ты моим и своим собственным мечом оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, быть справедливым к тем, кем тебе придется управлять, быть верным тем, кому ты будешь служить, наказывать тех, кто сознательно служит силам Тьмы?
– Да, клянусь.
– Я принимаю твою клятву, Базел Бахнаксон, и приказываю тебе взять твой меч. Носи его с честью в деле, к которому ты призван.
Ветер стих. Все замерло, воцарилось молчание, словно в пульсе вечности наступила пауза. Томанак улыбнулся своему новому избраннику. Он вынул рукоять своего меча из рук Базела, который заморгал, будто только что пробудившись ото сна. Конокрад тоже улыбнулся богу, который был теперь его божеством, и нагнулся, чтобы подобрать свой меч, вытащенный Брандарком из трупа демона. Знакомое оружие стало немного иным. Меч казался легче. Клинок его, выкованный из хорошей, добротной стали, блестел ярче, чем обычно, сразу под его рукоятью появилось изображение скрещенных меча и булавы Томанака. В нем не чувствовалось вибрации божественной мощи, всплеска новой силы, но каким-то образом на него лег облик совершенства, присущего мечу самого Томанака, и Базел в удивлении поднял на бога глаза.
– Оружие моего избранника всегда имеет связь с моим, поэтому я произвел в твоем мече кое-какие изменения.
– Изменения? – Отголосок инстинктивного недоверия градани ко всему сверхъестественному прозвучал в тоне Базела, и Томанак не мог не усмехнуться.
– Ничего такого, против чего ты мог бы возразить, – заверил он, и уши Базела дернулись назад. Он нахмурился, и бог громко засмеялся: – О, Базел, Базел! Разве может тебя изменить какая-то схватка с демоном?
– Не уверен, что могу судить об