Знает ли Боэтарх, что удалось договориться с генералами мятежной Карталонии? Есть надежда, что новость его удивит, ведь он был занят более важными делами. Настолько важными, что даже еще не пришел в зал. Суфий, Баальбен Барка, уже занял место у трибуны и поглядывает на голографические часы, отсчитывающие последние секунды: тридцать одна, тридцать, двадцать девять…

На десятой секунде звучит гонг, часы исчезают, и Барка берет слово, рассказывает, как важна Карталония не только для рода Барок, но и в принципе, какие там нужные производства сколько полезных ископаемых.

Боэтарх так и не пришел, что очень странно. Гискон бросает взгляд на его место… И оторопевает: да вот же он! Сидит, вальяжно развалившись!

Как же так? Когда он успел просочиться? Эйзер пишет сообщение Леону, нажимает «отправить», но ничего не получается, как и не выходит связаться с Магоном, сидящим в десятке метров от него. Что происходит? Глушатся сигналы?

Когда вторая и третья попытка не увенчиваются успехом, он понимает: ловушка захлопнулась, и живыми они отсюда не выйдут.

Тем временем Баальбен пытается связаться с генералами Карталонии, но они не отвечают — еще бы, связи-то с внешним миром нет. Гискон с тревогой глядит на невозмутимых с плазмоганами, окидывает взглядом амфитеатр. Из трехсот человек половина точно не попала под влияние. Неужели всех положат?

У Барки есть запись-обращение представителей Карталонии, ее он и включает. Гискон ее слушал дважды, делая монтаж, потому наблюдает за собравшимися и за Боэтархом. Вид у него отстраненный, он настолько уверен в себе, что ему нет дела до происходящего.

Еще попытка связаться с внешним миром — провальная. Единственная слабая надежда — на «Оплот» и на воинственных родичей Филина. Но слишком много факторов должно совпасть, многое зависит от третьей силы — невозмутимых, которые непонятно, как себя проявят.

Выступает Филин, кается, что был за удары по Карталонии, произносит пламенную речь, что сейчас выгоднее будет искать компромисс, ведь потом все равно придется вернуться в край, где ненавидят пунийцев, а практика показала неэффективность войн с партизанами, особенно — в гористой местности.

Следующим выступает Боэтарх, пытается убедить собравшихся, что с террористами не ведут переговоров, стоит даль слабину — и весь мир ею воспользуется, Карфаген просто сметут. И без подавления воли он крайне убедителен. Заканчивает Гамилькар тем, что Барки, заботясь о своем имуществе, подрывают власть и могущество Карфагена.

На Эйзера он так и не взглянул.

Баальбен объявляет голосование: кто за удары, жмет зеленую кнопку, кто против — красную. Эйзер сразу выражает свое несогласие. Сейчас станет ясно, кто под влиянием, а кто сохранил разум.

С начала заседания прошло пятьдесят шесть минут, ораторы тянули время, как могли. Раз Леона еще нет, значит, ему не дают пройти, и не стоит расслабляться, даже если результат будет, какой надо.

В Большом зале советов результат голосования высвечивается не на коммуникаторе, а на голографическом табло. Красный столбец растет стремительно, но замирает на цифре 94 и дальше прибавляет медленно, зеленый опережает его. С бешеной скоростью красным и зеленым вспыхивают в воздухе имена проголосовавших, а сердце колотится еще быстрее.

Значит, не все марионетки. Неужели Боэтарх согласится с результатом? Или устроит бойню и узурпирует власть? Кулаки сжимаются сами собой.

Суфий, Баальбен Барка, торжествующе улыбается, объявляет результат.

И тут происходит немыслимое: грохочет пулеметная турель, пули прошивают суфия. Он хватается за грудь, непонимающе глядит на окровавленные руки и, пуская красные пузыри, заваливается набок.

По залу прокатывается вздох, и из динамиков доносится голос Боэтарха:

— Всем оставаться на местах! Кто попытается бежать, будет расстрелян. Зал под моим контролем.

Гискон невольно пригибается, видя, как падают двое невозмутимых, а остальные синхронно вскидывают плазмоганы.

— Во славу Ваала Карталония должна быть уничтожена, — торжественно провозглашает Боэтарх. Такова воля величайшего, а я — посланник его.

Боэтарх на монорельсе спускается к трибуне под возмущенный ропот.

— Властью, данной мне нашим Повелителем, я отменяю результат голосования. Кто-то хочет высказаться против?

Вскакивает Элиандра Север.

— Что ты о себе возомнил? По какому праву…

— Молчать, — приказывает он, вытягивает в ее сторону руку со скрюченными пальцами. Медленно ее поворачивает, и женщина хватается за горло. — Отступникам не место среди нас. Твое тело принадлежит мне и повинуется. Кровь в твоих венах закипает.

Элиандра остается стоять, словно ее держит невидимая рука, глаза в мгновение краснеют, алые пятна проступают на лице и руках, она дергается, будто сквозь ее тело пропускают электрические разряды, обмякает и падает безвольной куклой.

— Кто-то еще сомневается в том, что Ваал избрал меня своим посланником? — звучит из динамиков, хотя губы Гамилькара сомкнуты.

Воцаряется мертвая тишина, в задних рядах кто-то тихонько икает.

— Моими устами Повелитель объявляет результат голосования недействительным, — Боэтарх колдует над встроенным в трибуну коммуникатором, и столбцы на табло исчезают. — Повторное голосование! У вас есть минута. После этого я незамедлительно пересылаю результат генералам, ответственным за управление шахтами с ядерными боеголовками и координирую с ними точки ударов. Начали!

В этот раз против голосует двадцать девять человек.

Гискон смыкает веки. Все кончено. Сопротивление бесполезно.

* * *

Гляжу на часы коммуникатора: с начала заседания прошло тридцать семь минут. Неизвестно, что творится в зале заседаний. Возможно, каждая секунда может стать решающей, а может, спасать уже некого.

Первый коридор, куда ступаем я, Вэра и Петер, оказывается без охраны: оба невозмутимых расстреляны и валяются возле входа. Очевидно, эти парни сохранили волю, и Боэтарх предпочел их убрать. Их костюмы не повреждены, но от ударов пуль сломались кости, повредились внутренние органы.

Турелей стандартно две, Петер и Вэра стреляют в них из плазмоганов, ждем несколько секунд и несемся к двери в следующий коридор. За ними нас уже ждут два невозмутимых, подчиненных Боэтарху. Крупнокалиберного огнестрела у нас нет, остановить их нечем, разве что на время — выстрелом из плазменного ружья, что и делает Петер, предварительно воззвав к их разуму по внутренней связи.

Не успевают они оправиться, как Вэра угощает их плазменным разрядом. Если бы не активные турели, был бы смысл броситься вперед и обездвижить невозмутимых, а так приходится терять время, лупить из плазмоганов, пока контузия их не остановит. Можно было бы освободить этих двоих моей способностью, но оставляю ее для пунийцев.

Когда невозмутимые падают, им на помощь спешат еще трое, и мы отступаем. Наивно было надеяться, что за нами не следят по камерам и не пришлют подмогу. Похоже, придется отступать и ждать своих.

— Я заблокирую дверь, —