Они простились. Вскоре Юстин отбыл в Египет. С собой он взял только одного особо преданного ему офицера Леона, с которым был в дружеских отношениях.

В Александрии он занял апартаменты прежнего префекта августала в центре города, но в довольно тихом и зелёном его уголке. Сразу же он включился в новую для себя деятельность, чтобы быстрее освоиться со своими обязанностями.

Леон помогал ему как мог. Они ещё сильнее сдружились, несмотря на разницу в возрасте и положении при дворе императора.

Чтобы не утратить навыки фехтования мечами в ближнем бою и не одряхлеть на дворцовой службе, они частенько тренировались на мечах. И он стал доверять ему, поставил его во главе своих телохранителей. Леон спал всегда в соседней комнате, положив рядом с собой меч, тот всегда был у него под рукой. Юстин же свой меч вешал на стенку так, чтобы можно было дотянуться до него рукой… И так, защитив себя на всякий случай, он спокойно засыпал до утра.

В одну из таких обычных ночей он проснулся от сильного грохота и громких криков… Не понимая, что происходит, он вскочил с постели, сдернул со стены меч, выскочил за дверь комнаты.

Там же шла жестокая драка… Леон отбивался от двоих громадных бойцов, ловко владевших мечами… Вот один из них достал мечом Леона… Рука у Леона бессильно опустилась, он выронил меч… И тут же другой грабитель вонзил ему меч в грудь… Леон упал… Те же налётчики кинулись к Юстину.

Тот встретил их с мечом в дверях… Удар, ещё удар… Меч вылетел из его руки, выбитый неимоверной силой одного из громил… Другой же громила довершил своё кровавое дело…

Налётчики отрубили его голову, сунули в мешок, выбежали из дворца префекта августала и скрылись в темноте жаркой южной ночи.

Через две недели странного вида человек, старый и седой, в длинной и грязной хламиде и колпаке, подошёл к входному портику дворца императора в Константинополе, к схолариям, стоявшим на охране. Он положил на ступеньки портика завязанный небольшой мешок, с чем-то круглым в нём.

– Передайте это лично императору Юстину, – сказал странник, поклонился и ушёл.

Мешок принесли императору. А тот велел одному из придворных служителей развязать его.

Когда тот развязал мешок, из него выкатилась отрубленная голова Юстина, сына Германа… Уже почерневшая… Закрытые глаза, крепко сжатые губы, спокойное выражение всех черт лица подчёркивали, что он встретил свой конец жизни, не осознавая его…

Император попросил всех удалиться из кабинета.

Все вышли. Тогда он пригласил Элию. Та явилась сразу же, не понимая, зачем такая спешка. Когда она вошла в его кабинет, то увидела на его столе голову Юстина, сына Германа.

Какое-то время она равнодушно взирала на отрубленную голову, затем её лицо озарила слабая улыбка, улыбка радости, удовлетворения и мстительности… Теперь ей и ему ничего не угрожало наслаждаться жизнью и страхом людей, с трепетом взиравших на них, на императора и императрицу.

* * *

С кончиной императора Юстиниана произошли важные события и в церковной среде, помимо государственных и военных.

Когда немного схлынули дела после воцарения, Юстин официально принял во дворце патриарха Александрийского Феодосия.

Новый император побеседовал с патриархом, высказался о церковном мире. Он приказал обеим сторонам, православным и монофизитам, собраться на Патриаршем дворе.

– Исследовать истину, из-за которой спор между ними длится уже полвека! – обозначил он тему собора.

Феодосий, уже в преклонном возрасте, опустил голову, не стал противоречить императору. Казалось, поникла даже седая редкая старческая борода, резко обозначились на лице крупные морщины от аскетического воздержания.

Заметив это, Юстин сменил тон, заговорил мягко, чтобы не доводить патриарха до обморока.

Феодосий выслушал его, помолчал, затем согласился с ним, обещал собрать православных и монофизитских епископов для обсуждения вопроса соединения в унию, будет просить их, чтобы они пошли на это.

Юстин отпустил его, пожелав успеха в этом деле.

Феодосий ушёл из дворца, мало надеясь устранить противоречия православных и монофизитов, зная православных епископов, их неимоверную стойкость на позициях Халкидонского собора и такую же стойкость против положений этого собора монофизитов.

Он собрал православных и монофизитских епископов, переговоры начались под его началом. Диспуты продолжались восемь месяцев, но не имели никаких результатов.

Патриарх Феодосий умер, переговоры остановились.

После смерти Феодосия епископ Иаков вызвал к себе на Патриарший двор, где он устроился, Иоанна Эфесского.

Без лишних слов он поручил ему управление и православными, и монофизитами в столице.

– Это близкое для тебя дело, хорошо знакомое… Ты управляешь им как заместитель покойного патриарха Анфима… Да ещё и при жизни у Феодосия… Так что продолжай на благо церкви.

Так Иоанн стал управлять всеми делами всех общин верующих в столице и в малоазийских провинциях. В основном это были хозяйственные дела.

Старец Иаков жил постоянно на Востоке и всё больше и больше терял интерес к западному монофизитству. Перед отъездом на Восток он имел тайную аудиенцию у Элии Софии по вопросу об унии. И ей же он рекомендовал Иоанна, для передачи ему этого дела.

Императрица тотчас же вызвала Иоанна во дворец и в присутствии старца приказала ему позаботиться о мире в церкви.

– Отче Иоанн, на вас возлагается ответственность, как на доверенного императора, за приведение к миру синодитов[131] с монофизитами, с заключением между ними соглашения об унии…

Его, Иоанна, сейчас не спрашивали, как он относится к этому поручению. Это было его обязанностью как церковного служителя. Ему поручили и отпустили.

Из дворца он вернулся в «сирийский монастырь», настоятелем которого он стал после смерти своего друга, «сына Завета», отшельника Мары. В монастыре теперь жил и Кашиш. После того как его поставил Иаков епископом на кафедре острова Хиос, он, пробыв там с год, переселился к Иоанну в Асию, в город Эфес. Он был серьёзно болен, не мог исполнять службу в полной мере. Его съедала чахотка, подхватил в Риме. В Эфесе с Иоанном он жил с год. Затем они уехали в Константинополь. И Кашиш жил теперь в «монастыре сирийцев».

Иоанн прошёл к нему в келью, рассказал о поручении императрицы и что простился со старцем Иаковом, тот отправился к себе в Египет.

Кашиш молча выслушал его. Затем он заговорил слабым голосом, хрипловатым, как засыпающий, делая остановки между высказываниями. Было заметно, что это ему тяжело.

– Сейчас монофизиты стоят ближе к престолу, чем диофизиты… И всё потому, что, как ходят слухи, новый император – тайный монофизит… При жизни