Шрифт:
Закладка:
Гудение это гораздо ее тревожило. Не так обыкновенно говорил Гамельн. Вдруг из стенного разлома показалась округлая спина черного чудища, с теленка вышиной, и, повизгивая, чудище пошло через проулок. Мирелла подскочила, не сразу уразумев, что перед ней не единая тварь, но целая волна черных крыс. Гамельн трясся от грызунов. Во всю жизнь не видала Мирелла такого их засилья. Дрожь пробрала ее до кишок.
К Везеру вышла она быстро и беспрепятственно. На обратном же пути, поскольку ведра были весьма тяжелы, решила идти напрямик. И ступила на Гауптштрассе, широкую главную улицу, пересекавшую Гамельн насквозь. Прокаженного она увидала издали: он шел в ее сторону. Тогда решила Мирелла свернуть в проулок по правую руку. Но в тот же миг застрекотала оттуда трещотка и послышался крик: «Сжальтесь над прокаженным!» Заслышав сие, она замерла, напрягши слух. И третий стрекот зазвучал за спиной. Окружена.
Сжав зубы, пошла она дальше по Гауптштрассе.
И вновь раздался клик: «Сжальтесь над прокаженным!» Что же, и она подхватит проказу? Говаривали, что довольно оказаться в одном дуновении ветра с больным, чтобы миазмы недуга прилепились и стали точить тело. Чтобы ободрить свой дух, стала она на ходу молча слагать считалку:
Прокаженный приближался. Мирелла представляла, как проказа бежит за ним, будто пес. Недуг виделся ей крошечной жабой с подтрещинами на коже: подступишься близко – она прыгнет, ввернется в твою плоть, точно грибы-наросты на древесных стволах.
Мирелла задумалась, каких запахов будет недоставать ей без носа. Если поразмыслить, до чего же в Гамельне смрадно! Горожане выплескивали на улицы помои и свои испражнения. Летом из сточных канав поднимался стойкий гнилостный дух, а в нем роились бессчетные мухи. Лишь один отрадный запах вспомнился ей: мокрой земли на берегу Везера. Прокаженного уже можно было разглядеть. Мирелла решила, что проживет и без носа.
Без пальцев таскать воду она не сможет. Придется ей уйти в лепрозорий. Что там за жизнь? Может, и не хуже, чем у водоноски. Мирелла подошла еще на пару шагов. Прокаженный постукивал в двери, предлагая мелкий товар: ткани, ленты, деревянную утварь. Тщетно: никто не открывал. Кому взбредет в голову купить то, до чего касался прокаженный?
Мирелла замерла. Без ушей – прощай, музыка. Не слыхать ей ни своих напевов, ни музыкантов по бургомистровым празднествам. Вдруг проказа предстала ей гораздо жуткой участью.
Она огляделась кругом. И уже задумала было бросить ведра и бежать. Да только некуда: всюду пришлось бы миновать прокаженного. Она взглянула на запертые дома. Постучи она в такой, впустят ли хозяева? Голос трезвого рассудка шепнул ей, что нечего и пытаться.
Прокаженные неумолимо приближались. И уж мерещилось Мирелле, как ползет на нее жуткий недуг. Кожу проняла дрожь. Пальцы на ногах поджались. Она мечтала умалиться до крошки.
Один прокаженный уже добрел до Миреллы. Узрев ее, он замер на миг и разинул рот – до того обык видеть град безлюдным. И тут же ринулся к углублению в стене. Он потупил голову и вжался в него всем телом, дабы занять поменьше места, дать ей пройти. Мирелла уняла дыхание и решилась.
Когда же поравнялась она с прокаженным, тот заметил, что пола его балахона отстала. Он подобрал ее к ноге, дабы увериться, что водоноске не грозит быть мимоходом задетой тканью. Что-то в Мирелле поворотилось от его движения. Будто зерно запало в душу, только неясно – какое.
Она раскрыла рот, вновь вобрала ноздрями воздух. И вспомнила о великой лестнице мира, мысленно дополнив ее:
Бог
↓
Император Священной империи германской
↓
Князья
↓
Бургомистр
↓
Члены магистрата
↓
Знатные горожане
↓
Ремесленики
↓
Торговцы
↓
Сторожевые псы
↓
Женщины
↓
Нищие
↓
Мирелла
↓
Дети
↓
Прокаженные
Повинуясь порыву, она вдруг стала пред прокаженным и спросила:
– Не желаете ли воды, сударь?
Прокаженный поднял взгляд и оторопело воззрился на нее. Болезнь не успела искалечить его лицо.
Робко, как бы еще неуверенно прокаженный вынул из мешка плошку, коей его наделили вместе с трещоткой в день, когда должен он был оставить свой дом и вступить в сословие прокаженных. Отныне лишь сими двумя вещами мог он владеть. Мирелла протянула ему ведро.
– Мне нельзя окунать плошку в ведро, таков запрет, – сказал он.
Мирелла кивнула. Она подняла ведро двумя руками. И налила воду так, чтобы не коснуться ведром плошки. Жажда у прокаженного была велика. Он пил с наслаждением, крупными глотками. Мирелла взглянула на его руки, все в повязках. И отвела взор. Пальцев недоставало.
Прокаженный любезно поблагодарил ее, и Мирелла, чье лицо обыкновенно хранило суровость, улыбнулась в ответ. Она распрямилась, взвалила ведра на плечи и пошла прочь. И вновь в голове ее зазвучала та музыка, в такт шагам.
Позади прокаженный продолжил свой путь. Заслышав трещотку и заунывный крик «Сжальтесь над прокаженным», Мирелла остановилась – ей пришла в голову мысль. Оставив ведра, она пробежала улицу вспять и похлопала прокаженного по плечу. Тот вздрогнул и обернулся, дивясь прикосновению.
– Вам нужна песня! – заявила Мирелла.
Прокаженный взирал на нее, не понимая, чего хочет эта девчонка.
Но нет, перед ним не девочка, а едва ль не молодая женщина, хоть и прячет она изгибы своего тела под слишком тугими обмотками. Издали то была жалкая, понурая оборванка. Но чем ближе смотреть на нее, тем сильней поражала ее красота. Щеки ее зарумянились от бега под жарким солнцем. Лицо горело, отчего и темные зрачки будто блестели в тени долгих ресниц. Но не в том одном было дело. Удивительная сила виделась прокаженному в этой тщедушной девчушке. С чего бы так, черт возьми?
