Харламов заулыбался, – но полотенце выбросить смогу…

– Ты, главное, не кричи что‑нибудь, типа, «прогибом бросай!», – демонстрируя внешнее спокойствие, отшутился Леха, – я обычно четко указания угла выполняю.

– Давай разомну трапецию, – Харламов развернул Малыгина в сторону главного ринга, оказавшись за его спиной.

Железные пальцы мастера спорта по самбо болезненно принялись перебирать волокна трапециевидной мышцы.

– У него прием один есть, – Харламов говорил негромко, сквозь гвалт приходилось вслушиваться, – он сближается без удара, пугает правой и бьет левой по печени… На глушняк обычно.

– Обычный финт, – поморщившись от боли, ответил Малыгин, – называется «коварный удар в печень». Я сам его отрабатываю и на лапах, и на мешке…

– Может и обычный, но ты Ермака боишься, поэтому дашь ему подойти. Он этим и берет вас, свежачков, глаза пучит – в ы ссыте, он подходит и вырубает, усек? Я такое не раз видел.

– Ты, что, самбо втихаря изменяешь? – Леха попытался повернуться к другу, но тот легко развернул обратно.

– Нет, я их подвиги, – кивок в сторону трибуны с друзьями Ермакова, – каждые выходные в «ночнике» наблюдаю. Да и ты стремительный… Нокаут, вон, сделал. Ермаку захочется приземлить тебя. И не «по очкам» … Такая публика.

– Бокс!

Голос рефери мгновенно стянул стены спорткомплекса «Труд» до пределов ринга. Собственно мир сузился ещё до того, как Леха нырнул под канаты, но пока шли короткие судейские процедуры, параметры можно было растянуть взглядом, ошарив трибуны или посмотрев на часовое табло.

Ермаков что‑то буркнул, не поворачивая головы, в ответ на скоротечное наставление Ушакова и игриво – пружинисто двинулся навстречу Малыгину. Полуопущенные руки, никакой классической стойки – железобетонная уверенность в своём превосходстве. Резкий рывок, серия, отход. Леха, в попытке выйти из размена последним, провалился и тут же через руки пропустил тяжелый джеб в голову. Но и Юра не смог развить успех точного попадания. Не удержав равновесия, он был вынужден перестраиваться. Бой продолжался в этом же ключе. Чуть игривый наскок Ермакова, увесистая серия, правда, в основном по защите, отход. Лехины удары вдогонку цели не достигали – всё же скорость у Ермакова была на грани сумасшедшей.

Трибуны притихли. Спортсмены, готовящиеся выступать и уже выступившие, сгрудились в пределах судейских столов, ожидая яркой расправы над взмывшим иногородцем. Даже девушки, до этого явно скучавшие, жадно следили за развитием событий на ринге.

Явное преимущество Ермакова пока проявлялось лишь в самоуверенных атаках, яркой манере боя, полуопущенных руках и в фирменной экипировке. Малыгин же никакого урона ещё не получил, не считая скованности своих действий. Это было как раз то, о чём его предупреждали Харламов и Краснов – он боялся. Атаковать мастера спорта, да ещё нокаутера? И в подтверждении этого каждая контратака Малыгина захлебывалась в жёсткой ответке от Ермакова. Либо вообще не достигала цели.

Первый раунд закончился, явно оставшись за мастером. Не чувствуя особой усталости, а лишь ощущая бессилие, Леха опустился на табурет в своём углу.

– Жди, он скоро попрет, – Харламов, не утруждаясь восстановительными процедурами, громко зашептал Малыгину в ухо, – он тебя ниже, ему без мазы в голову рубить, через корпус зайдет… Просто будь готов, не гоняйся за ним, он тебя обыграет. Готовь на один‑два встречных, слышишь?!

Леха невпопад кивал, краешком сознания удивляясь боксёрским познаниям своего самбо‑секунданта. Желание того, чтобы этот финал быстрее закончился, нарастало снежным комом. Атмосфера всеобщей поддержки соперника давила на психику и сковывала мышечную готовность комбинировать. Лишь Харлам, залезая горячим шепотом в голову, заливал в пульсирующее сознание одну за другой вероятности победного исхода.

– Или сам иди ему навстречу, он этого точно ожидать не будет. Не такой план ему Ушаков рисовал, но только когда в угол его загонишь…

Звук гонга оборвал харламовские наставления и Леха поднялся.

Второй раунд стал на порядок агрессивнее первого. Маска игриво‑уверенного технаря полетела в сторону, и Ермаков кинулся избивать Малыгина «по‑взрослому». Прилетало отовсюду. С боковых, с прямых, проходил апперкот. Со стороны казалось, что даже классическая «двоечка» разбивала всю защиту Малыгина. Однако это было не совсем так. Леха стоически держался, пропускал, но не более трети от общего града ударов. Всё‑таки защищаться проще, чем атаковать. К тому же у канатов он не задерживался, не позволяя противнику размотать полноценную работу «на снаряде». Ермак уже явно свирепел. Гул зала резко переходил на единый восторженный вой, сквозь пласт которого явственно прорезались выкрики «Вали!» и «Убей!». Обжигаемый такой поддержкой, Ермаков с полуопущенными руками и, бросками корпуса вправо‑влево, откровенно кидался на Малыгина. Уже не спортивная злость двигала им, а желание казнить неуступчивого соперника. Всю свою силу, мощь и технику он демонстрировал уже и мимически. Скалил зубы, облитые темным пластиком капы. Излишне резко, с всхлипом выдыхал на каждый удар и, обходя с флангов, чересчур театрально пританцовывал. Он вел бой. Нокаут дело времени. Редкие выпады Малыгина его не пугали. Лишь один удар мог бы позвенеть тревожным звоночком, но Леха развивать успех не стал, по‑черепашьи уйдя в глухую оборону.

Второй перерыв. Малыгин тяжело опустился на табурет. Отбитые плечи гудели, пока ещё не саднящей болью разбитых мышц, а лишь наливающейся синюшной тяжестью. Однако урон принятых на защиту ударов полностью забивал, сковав плечевой пояс бетонным раствором. Прежней легкости в руках уже не было.

Харламов что‑то громко говорил ему, перекрывая шум трибун, но Леха не слышал. Он впервые за весь бой поднял глаза на оппонента, вальяжно развалившегося в своём углу. Было заметно, что постоянный прессинг серьёзно вымотал звезду вологодского бокса, но до заветного «вымахался» Ермакову было ещё, наверное, далековато. Мастер спорта, попялившись на трибуны, вернул глаза в ринг и их взгляды пересеклись. Леха не успел отвернуться и, успевший это заметить, Ермаков демонстративно сплюнул в его сторону. И вдогонку зло ухмыльнулся.

Не дожидаясь окончания минуты перерыва, Малыгин вскочил с табурета. Обида, трансформировавшись в злость, вдруг схватила за горло. Самоуверенный самец, в адидасовской майке, на своей территории вдруг стал для него главным врагом. Целью всей жизни. Далеко за границами понимания остались папа с мамой, крито‑микенская культура, концепция неотомизма, что‑то кричащий в спину Харлам и общага с пьяными кавээнщиками. Сгущающаяся в своём рывке неведомая сила вытолкнула его на середину ринга.

– Бокс!

Ермак всё в той же манере двинулся вперед, совершая катастрофическую ошибку. Уверенный в превосходстве, он совершил то самое сближение без удара. И нарвался. С такой скоростью Леха не бил даже на пике формы по снарядам.