Шрифт:
Закладка:
Он пожал плечами.
— Довольствуемся пока той информацией, которую мать убитой передала персоналу бригады скорой помощи. Поэтому картина остаётся прежней: девчонку убили во временной отрезок от семнадцати часов сорока пяти минут до половины седьмого. Эксперты согласились с такими выводами — пока только устно: отчёт я ещё не видел.
Под генерал-майором Лукиным скрипнули пружины дивана.
— Как обстоят дела с поисками Мишани? — спросил Фрол Прокопьевич.
Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД стрельнул в меня взглядом, ухмыльнулся.
— Стажёры пока не отчитались о полученных во время обхода классов результатах, — сказал он. — Опознали свидетели кого-то из школьников, или подружки убитой чётко срисовали Иванова и ищут именно его — пока не ясно. Но кое-какие новости для Михаила у меня уже есть.
Каховский взглянул на меня, сощурил левый глаз.
Фрол Прокопьевич не позволил ему затянуть паузу.
— Выкладывай, — скомандовал он.
Майор милиции приосанился, перевёл взгляд на Лукина.
— Только что я вновь побеседовал с гражданками, которые в воскресенье контролировали подходы к подъезду Локтевых, — сказал он. — Помог женщинам освежить память. Пятеро из шестерых свидетелей уже уверены, что незнакомый мальчик покинул подъезд до того, как оттуда же вышла Вера Ильинична с мусорным ведром.
Пенсионер и милиционер повернули в мою сторону лица. Каховский вновь ухмыльнулся — Фрол Прокопьевич сдвинул к переносице брови.
Я промолчал — не сказал им: «Я же говорил!»
— Шестая свидетельница упрямо твердит, что мальчишка появился из дверей подъезда уже после приезда скорой, — сказал Юрий Фёдорович. — Но эти её слова, по сути, ничего не меняют. Пять голосов против одного — серьёзный перевес. Он переводит юного любителя Достоевского в категорию свидетелей.
«Дядя Юра» вздохнул.
— Искать мы его будем — это бесспорно, — добавил Каховский. — Мои стажёры сегодня этим и занимались. Но только теперь рассматриваем участие мальчика уже в другом качестве: не как подозреваемого. Поэтому и спрос с него будет совсем иным. Возьмём свидетельские показания…
Лукин кашлянул.
Юрий Фёдорович развёл руками.
— Если отыщем мальчишку, разумеется, — сказал он.
Генерал-майор решительно тряхнул головой.
— Юра, не будет никакого допроса, — сказал он. — Я не хочу, чтобы с Мишаней общались… ваши. Уверен, специалисты в вашем управлении подобрались хорошие. Вот и не нужно светить перед ним мальчишкой. Да и вообще!.. Его имя не должно мелькать в материалах этого дела.
Лукин ударил рукой по подлокотнику дивана.
Спросил:
— Юра, ты меня понял?
— Да вы не волнуйтесь, Фрол Прокопьевич. С нашей стороны особых претензий к Иванову не будет. Только формальности. Засвидетельствую его алиби. Как мы и договаривались. Все бумаги я подготовлю сам. Ни к вам, ни к мальчишке не останется никаких вопросов или претензий…
— Юра! — сказал генерал-майор. — Нет. Никаких бумажек. Всем, кто покажет на Мишаню пальцем, заткни рот. Не мне тебя учить, как это сделать. Безгрешные и бесстрашные люди встречаются. Но чтобы в одном человеке уместилось и то, и другое — это невероятная редкость. Я уверен, в этом деле тебе такие… не попадутся.
Каховский удивлённо вскинул брови.
— Фрол Прокопьевич, да к чему такие сложности? — сказал он. — Здесь всего-то…
— Нет, — повторил Лукин. — Упоминания о Мишане в ваших бумажках не будет. И можешь не стесняться в методах работы. А если у твоего руководства возникнут вопросы — скажи об этом мне. Я организую для них просветительное мероприятие, можешь быть уверен — они до пенсии на жопе сидеть не смогут.
Я не заметил на лице пенсионера и намёка на улыбку.
— Ты понял меня, Юра? — спросил генерал-майор.
— Понял, Фрол Прокопьевич, — выдохнул Каховский.
Он поёрзал в кресле, словно оно внезапно перестало быть удобным.
— Не слышу!
За моей спиной задребезжали стёкла серванта.
Каховский напрягся.
— Так точно! — сказал майор милиции.
— Вот и славно, — ответил пенсионер. — Юра, твоя заинтересованность в судьбе Миши Иванова никого не удивит. Кому понадобится — выяснят, что твоя дочь дружит с этим мальчиком, да ещё и учится с ним в одном классе. Вот и пусть все считают, что ты выгораживаешь Мишаню именно поэтому.
Лукин покачал ногой — поёрзал задником тапка по ковру.
— Не переживай, Юра: пошепчутся за твоей спиной и угомонятся, — сказал он. — И помни: тех, кто не успокоится сам, помогу успокоить я. Задействую все свои связи. Если понадобится — достучусь до… самого верха. Но Мишаню мы в обиду не дадим. Ему в этой жизни и без того несладко приходится. Ты меня понял, Юра?
— Так точно, Фрол Прокопьевич!
— Вот и прекрасно.
Генерал-майор бросил взгляд за окно — на видневшийся там клочок неба (в глазах пенсионера отразились белые облака).
И спросил:
— А как у вас, Юра, сейчас обстоят дела с подозреваемыми в убийстве девочки?
Юрий Фёдорович приглушённо крякнул.
— Хреново обстоят, — пробормотал Каховский.
И тут же громко отрапортовал:
— В квартире Оксаны Локтевой улик, что прямо или косвенно указывали бы на убийцу, мы не обнаружили. Не нашли и орудие убийства — ни в квартире, ни в подъезде, ни даже на чердаке. В воскресенье вечером перерыли мусорные контейнеры и урны около дома. Преступник не оставил нам нож — унёс с собой.
— А мать этой девчонки проверили? — спросил Лукин.
— Пока не нашли ничего, что подтвердило бы её причастность к смерти дочери, — сказал Каховский. — Пока она выносила мусор, её маршрут был на виду: его в точности описали несколько свидетелей. Мы обшарили каждый миллиметр на той площади — нож не отыскали.
Юрий Фёдорович звякнул связкой ключей.
— Рассматриваем и вариант, что у Веры Локтевой был сообщник, — сказал он. — Это мог быть сосед по подъезду… или некто, просто подобравший выброшенное в окно орудие преступления. Раз уж мальчишку из подозреваемых исключаем… Проверяем всех жильцов того подъезда. В особенности тех, чьи окна смотрят во двор.
Каховский указал на меня.
— Зятёк допустил, что убийца увидел Веру Локтеву в окно и воспользовался её задержкой. Логика в этом предположении есть. Вот только нет никаких доказательств. Посмотрим, не обнаружится ли у кого из соседей Локтевых мотив. Проверим и вариант с участием некого чужака.
Юрий Фёдорович хмыкнул.
— Один из свидетелей видел входящего в подъезд Локтевых некого высокого мужчину, — сказал он. — Та самая упрямая гражданка, упорно не признающая, что незнакомый мальчишка ушёл до момента убийства. Веры у меня в её слова нет. Да и другие свидетели мужчину не вспомнили. Но… разберёмся.
Каховский прокашлялся.
— Мотивов преступления рассматриваем несколько, — сообщил он. — В том числе и ограбление. Вот только пока не выяснили: пропало ли что-то из квартиры Локтевых. Официально не выяснили. Но я специально сегодня вновь пошарил в шкафу девчонки. Пачки денег, о которой говорил Михаил, я там не обнаружил.
Майор прикоснулся к оттопыренному карману (хранил там пачку с сигаретами?), но тут же отдёрнул руку.
— Не упоминали о ней и в протоколе осмотра места происшествия. Да и откуда у пятнадцатилетней школьницы такие денежные средства — это мне пока непонятно. По словам Михаила, сумма в той пачке была немаленькая. Я допускаю, что ответ на этот вопрос укажет и направление поиска преступника.
Лукин снова шаркнул ногой по ковру.
— Я вижу, что пока вам нужное направление неизвестно, — сказал он.
— Мы работаем над этим вопросом, Фрол Прокопьевич, — ответил Каховский.
Генерал-майор кивнул.
— Работайте, Юра, работайте, — сказал он. — За это вам государство и платит зарплату.
Фрол Прокопьевич глубоко вдохнул… но новые вопросы не задал: помешал свист чайника (резкий, пронзительный) — для тугоухого пенсионера прекрасный сигнал о том, что в эмалированной посудине на газовой плите вскипела вода. Генерал-майор Лукин встрепенулся, с ловкостью юного курсанта вскочил с дивана и поспешил на кухню. Мы с «дядей Юрой» проводили Фрола Прокопьевича взглядами, переглянулись. Чайник умолк, в кухне зазвенела посуда — громкий голос бывшего лётчика выдал непонятную мне (похожую на брань) фразу.
Каховский вдруг резко подался вперёд, указал на меня пальцем.
— Взрыв на Суворовской, — громко прошептал он. — Зятёк, ты обещал!
* * *
Юрий Фёдорович Каховский задержался в квартире генерал-майора до полудня. Большую часть этого времени мы провели на кухне — разговаривали, ароматным чаем запивали блины и торт «Птичье молоко» (его принёс Зоин отец). «Дядя Юра» в присутствии Фрола Прокопьевича почти не шутил (и даже редко величал меня «зятьком», обходясь полуофициальным «Михаил»), вёл себя относительно скромно (забывался нечасто), обращался к хозяину квартиры на «вы» и по имени-отчеству. Пенсионер не подавал виду,
