Шрифт:
Закладка:
—Это она просто такой шустрой оказалась,— не отрицает их связи Давид.— Идем.
Он движется к входной двери, не оборачиваясь, уверенный в том, что я последую за ним. Я бы послала его к черту, если бы знала, что это сработает. Но он слишком упертый. Поэтому в данной ситуации лучше сделать, как он просит, чтобы побыстрее свалил.
На пороге стоит бутылка с молоком, Давид поднимает ее и обходит дом. Я следую за ним молча, скрестив руки на груди, тем самым выражая свое отношение к его компании.
Меня раздражает абсолютно все. И оса, что кружит вокруг меня, и лай соседской собаки, и эта самоуверенность Давида. А еще то, что я пытаюсь найти на нем следы их с Катей связи. Царапины там от ногтей, засосы. Готова даже уткнуться носом в его грудь, чтобы проверить, нет ли на нем аромата ее духов. Не должна у меня их связь вызывать такой реакции.
Давид резко замирает перед лестницей, ведущей на чердак. Поворачивается ко мне.
—Полезай первой, я подержу, она совсем ненадежная,— кивком указывает вверх.
—Эм, ты шутишь? Или хочешь запереть меня на чердаке, чтобы вам с Катей развлекаться в доме не мешала?— вновь не могу сдержаться, чтобы не вспомнить бывшую подругу.
—Хочешь, я вперед полезу?— предлагает он, игнорируя сказанное мной.
—Нет, держи лестницу.— Я решительно сжимаю пальцами тонкие деревянные перекладины и ставлю ногу на первую ступеньку.
Черт, и в самом деле хлипкая до ужаса.
—Перестань пялиться на мой зад,— говорю Давиду и по тому, как он фыркает, понимаю, что он и в самом деле это делал. И от осознания этого против воли прогибаюсь еще больше, двигаться начинаю плавнее.
На чердаке светло, несмотря на то, что единственное небольшое окошко грязное до ужаса.
Давид залезает следом за мной. Я смотрю с недоумением на бутылку с молоком у него под мышкой.
—У нас намечается молочная вечеринка или это чтобы я с голоду не умерла, пока ты меня будешь держать здесь взаперти?
Давид не отвечает. Проходит мимо коробок со старым хламом куда-то вглубь. Я уже успела позабыть о том, что он никогда не отличался особой разговорчивостью.
—Вот вы где,— говорит он и приседает на корточки.
До моих ушей доносится жалобный писк.
Мне не послышалось?
Я поспешила за Давидом и замерла, не веря своим глазам.
—Это котята? Как они здесь оказались?— с придыханием спрашиваю я, присаживаясь рядом с ним на корточки и любуясь крохотными комочками шерсти.
Два беленьких и один рыжий. Совсем крохи, еще даже глазки не открыли.
—Родились на прошлой неделе,— прерывает затянувшееся молчание Леонов.— А вот и мама.
Сбоку зашелестело, и в коробку запрыгнула белая кошка. Опасливо на нас взглянула, прикрывая собой котят.
—На Каспера похожа,— с грустью выдыхаю я, а на глазах вдруг слезы появляются.
После аварии я долго пробыла в клинике, и мысли были далеки от моего котенка. А потом из квартиры Давида я ничего не забирала. Даже кота оставила. Не хотела лишний раз встречаться с бывшим мужем или что-то о нем слышать.
—Это и есть Каспер твой, Лера.— Он сверкнул в мою сторону глазами, на дне которых читалось веселье.
Я пораженно застыла.
—У Каспера родились котята?
—Каспер родила котят,— поправляет меня Леонов.
—В смысле?— перевожу на него недоуменный взгляд.
—Ну, я же говорил, что это девочка,— пожимает Давид плечами, а потом находит рядом с коробками мисочку.— Я у Катьки молоко покупаю,— как бы между прочим произносит он, откручивая крышку на бутылке.
И то ли это обычная констатация факта, то ли он таким образом намекает, что ничего большего, чем товарно-денежные отношения, у них нет, я не знаю. Но мне становится легче дышать от осознания того, что он не на свиданку к ней бегал или для обеденного секса.
Пока кошка принюхивается к молоку, я сижу с открытым ртом и моргаю часто-часто, не веря в то, что вижу. Мой Каспер так вырос, и он — то есть она стала мамой.
—Каспер все это время жил…ла у тебя?— выходит жалобно, но не могу ничего с этим поделать.
На самом деле я была уверена, что он давно выпер моего кота на улицу, чтобы избавится от любого напоминания обо мне.
—Да, Лер, я приглядывал за твоей киской все три года.А мой Боцман умер. Почти сразу после того, как мы развелись.
Какое-то время мы сидим в тишине и наблюдаем за котятами. На чердаке ужасно душно. Майка прилипла к телу, на затылке волосы стали влажными от пота. А еще слишком сильно ощущается присутствие Давида.
Я глажу Каспера, и мне так спокойно на душе становится.
—Как она здесь оказалась? Ну, в деревне, на чердаке, я имею в виду,— не поворачивая головы к Давиду, спрашиваю я.
—Я ведь говорил, что дачу с братом строим,— Давид делает паузу, а сам стягивает с себя футболку, что пропиталась потом и его запахом.
Его рельефный торс то и дело притягивает мой взгляд. Пальцы чешутся взять кисть, настроить в помещении свет и написать новую картину.
—Я с собой забирал кошку, чтоб во дворе побегала. Вот и добегалась. Судя по рыжику, папаша — наш соседский кот. А на прошлой неделе не мог ее найти, когда уезжать пора было, в последний момент о чердаке вспомнил и нашел ее здесь уже с пополнением.
—И ты ее одну бросил?— задыхаюсь от возмущения.
—Катьку попросил присмотреть,— нехотя признается он.
—Лучше бы ты кошку одну оставил,— фыркаю я.
—Что не поделили-то с ней?
—Ничего,— буркнула я и поднялась.— Тебе пора.
—Сейчас уеду, не волнуйся. Только пообедаю. Идем, спустим нашу красавицу вместе с котятами, нужно подумать, что с ними делать. Наверное, заберу пока в квартиру.
—Нет, не забирай,— резко останавливаю его.
Давид скептически посмотрел на меня.
—Ты когда обратно в свою Англию-то? Через день? Два? А этих потом куда?— кивком указывает на коробку.
—С собой заберу.
—Не горячись, Лер. Если что, я живу там же, где и раньше. Надумаешь котенка себе взять — приезжай. Только через месяц-второй, когда можно будет их от кошки отлучить. Можешь выбрать, какой больше нравится, а остальных брат с женой возьмут и сестра моя с мужем. У них дети давно домашнее животное какое-то просили.
—Не хочу их разлучать. Я подумаю. Не отдавай их пока никому.
—Хорошо.
Давид берет в руки коробку. Кошка начала нервничать. Пока он спускался вниз по лестнице, я напряженно следила за каждым его движением. Отчего-то боялась, что свалится. Правда, страх этот был за котят или за него — не ясно.