— Давай, давай! Не теряйся! Смелее! Давай прыгай!

— Помогите! — заорал тот навстречу ветру.

— Помогите! — закричал кондуктор, вцепившись в его ногу.

Два испуганных пассажира с негром-проводником подбежали на помощь. Они побороли Пехтуру и втащили в вагон насмерть перепуганного солдата. Кондуктор наглухо закрыл окошко.

— Джентльмены, — он обращался к двум пассажирам, — пожалуйста, посидите тут, не давайте им выкинуть его в окно. Я их всех ссажу, только бы доехать до Буффало. Я бы остановил поезд сейчас же, но если оставить их одних — они его прикончат. Генри, вызови главного кондуктора, — приказал он проводнику, — и попроси его телеграфировать в Буффало, что мы везем двух сумасшедших.

— Да, да, Генри, — подхватил Пехтура. — Вели им приготовить оркестр и три бутылки виски. Если нет своего оркестра — пусть наймут, я оплачу! — Он вытащил из кармана распухший комок долларов и один отдал проводнику. — А тебе тоже оркестр? — спросил он Лоу. — Нет, нет, тебе он ни к чему. Поделимся. Беги! — сказал он проводнику.

— Слушаюсь, сэр капитан! — Белые зубы блеснули, как внезапно открытый рояль.

— Присмотрите за ними, господа! — попросил кондуктор своих добровольных стражей. — Эй, Генри! — крикнул он вдогонку белой куртке проводника.

Приятель Пехтуры, бледный, весь в поту, боролся с подступившей тошнотой. Пехтура и Лоу сидели спокойно: один — приветливый, другой — воинственный. Новые пассажиры сели, плечом к плечу, словно ища ДРУГ У друга поддержки, и вид у них был растерянный, но решительный. Другие пассажиры снова равнодушно втянули головы в плечи, наклонились над газетами и книгами; поезд мчался мимо заката.

— Ну-с, джентльмены, — начал Пехтура.

Оба штатских вскочили, как наэлектризованные, и один сказал:

— Ну-ну-ну! — и успокоительно обхватил солдата руками. — Не шуми, солдат, мы тебе поможем. Мы — американцы, мы ценим, что вы для нас сделали.

— Хэнк Уайт, — пробормотал пьяный.

— Что? — переспросил его приятель.

— Хэнк Уайт, — повторил тот.

Пехтура обрадованно повернулся к штатскдму.

— Вот так штука, будь я неладен. Оказывается, это наш старый добрый Хэнк Уайт собственной персоной. Я же с ним рос вместе! Слушай, Хэнк! А мы слышали, что ты не то умер, не то чем-то торгуешь, кажется, роялями. Тебя, случайно, не выгнали, нет? Что-то я не вижу при тебе рояля.

— Нет, нет, — испуганно залопотал штатский. — Вы ошиблись. Шлюсс моя фамилия, у меня свое дело — дамское белье. — Он вытащил карточку.

— Да что вы говорите! Вот это славно! Послушайте, — Пехтура доверительно наклонился к штатскому, — а у вас образчиков с собой нет, образчиков дамочек? Нет? Жаль, жаль! Ну, ничего. Я вам достану в Буффало. Нет, не куплю, а просто достану, так сказать, во временное пользование. Горацио! Где бутылка? — спросил он Лоу.

— Вот, майор! — И Лоу вытащил бутылку из-под куртки.

Пехтура открыл ее, протянул штатским.

— Думайте о чем-нибудь далеком-далеком и пейте сразу! — посоветовал он.

— Спасибо, — сказал тот, кого звали Шлюсс, церемонно передавая бутылку своему соседу.

Оба осторожно наклонились и выпили. Пехтура и курсант Лоу выпили, не наклоняясь.

— Легче, легче, солдатики! — предупредил Шлюсс.

— Не бойтесь! — сказал Лоу.

Все снова выпили.

-=- А почему он не пьет? — спросил второй штатский, молчавший до сих пор, и показал на спутника Пехтуры.

Тот сидел в углу, странно согнувшись. Пехтура тряхнул его, и он вяло сполз на пол.

— Вот как влияет этот дьявольский ром, друзья! — торжественно произнес Пехтура и отхлебнул из бутылки.

Выпил и курсант Лоу. Он протянул бутылку штатским.

— Нет, нет! — настойчиво повторил Шлюсс. — Сейчас больше нельзя!

— Он не то говорит, — сказал Пехтура. — Необдуманно. — И он и Лоу пристально уставились на штатских. — Дай время, пусть придет в себя.

Шлюсс подумал и взял бутылку.

— Все в порядке, — доверительно сообщил Пехтура курсанту. — А я было решил, что он хочет оскорбить честь нашего мундира. Но это не так, а?

— Нет, нет, что вы! Никто так не уважает военных, как я. Верьте, я бы и сам пошел сражаться вместе с вами! Но кому-то надо было вести дела, пока ребята были на фронте. Разве неправда? — обратился он к курсанту Лоу.

— Не знаю! — со сдержанной неприязнью ответил тот. — Я сам и поработать не успел!

— Что ты, что ты! — упрекнул его Пехтура. — Не всем же повезло, не все такие молодые.

— В чем это мне повезло? — зло спросил курсант Лоу.

— А если не повезло — молчи, нам и своих забот хватает.

— Конечно! — торопливо подхватил Шлюсс. — У всех свои заботы. — Он слегка прихлебнул из бутылки, но Пехтура сказал:

— Да пейте же как следует.

— Нет, нет, спасибо, с меня хватит.

Глаза у Пехтуры стали, как у змеи.

— Ну-ка, выпей! Хочешь, чтоб мы вызвали кондуктора и пожаловались, что ты у нас отнимаешь виски?

Тот сразу отдал ему бутылку, а он обернулся к другому штатскому:

— Чего это он чудит, а?

— Не надо, не надо! — сказал Шлюсс. — Слушайте, ребята, вы пейте, а мы за вами присмотрим.

Молчаливый штатский добавил:

— Как родные братья.

И Пехтура сказал:

— Они думают, что мы хотим их отравить. Они, кажется, решили, что мы — немецкие шпионы.

— Да что вы, что вы! Я военных уважаю, как родную мать!

— Раз так — давай выпьем!

Шлюсс хлебнул из бутылки, передал ее второму. Тот тоже выпил, оба страшно вспотели.

— А он ничего не будет пить? — спросил молчаливый штатский, и Пехтура сочувственно посмотрел на второго солдата.

— Увы, мой бедный Хэнк! — вздохнул он. — Мой бедный друг, боюсь, что он окончательно погиб. Конец нашей долгой дружбе, господа.

Курсант Лоу пробормотал:

— Да, конечно! — Он ясно видел перед собой двух Хэнков.

А Пехтура продолжал:

— Взгляните на это доброе мужественное лицо. Мы вместе росли, вместе собирали цветики на цветущих лугах, мы с ним прославили батальон погонщиков мулов, мы с ним разорили Францию. И вот — взгляните, чем он стал! Хэнк! Неужто ты не узнаешь, чей это голос рыдает, неужели не чувствуешь нежную дружескую руку на своем лбу? Прошу вас, генерал, — он обернулся к курсанту Лоу, — будьте добры, позаботьтесь о его прахе. Я отряжу этих добрых незнакомцев в первую же кожевенную мастерскую, пусть закажут шлею для мулов, всю из цветов шиповника, а инициалы из незабудок.

Шлюсс, со слезами на глазах, попытался обнять Пехтуру.

— Будет, будет, смерть еще не разлука. Бодрись, друг. Выпей глоток, сразу станет легче.

— Что верно, то верно, — сказал тот. — Все-таки у тебя доброе сердце, братец. А ну, подымайся по сигналу, ребята!

Шлюсс вытер ему лицо грязным, но надушенным платком, и они снова выпили. В розовом свете алкоголя и заката плыл