— Незачем! — согласился Лоу. — Мне вообще незачем ехать. Мне и тут, в поезде, хорошо, по правде говоря. Послушай, давай мы тут кончим войну. Но беда в том, что моя семья живет в Сан-Франциско. Вот и приходится ехать.

— Правильно, — с готовностью согласился рядовой Гиллиген. — Надо же человеку когда-нибудь повидать свою родню. Особенно, если он с ними не живет. Разве я тебя осуждаю? Я тебя за это уважаю, братец. Но ведь домой можно съездить и в другое время. А я предлагаю: давай осмотрим эту прекрасную страну, ведь мы за нее кровь проливали.

— Вот черт, нельзя мне. Моя мать с самого перемирия мне каждый день телеграфировала: летай пониже, будь осторожен, скорее приезжай домой, как только демобилизуют. Ей-богу, она, наверно, и президенту телеграфировала, просила: отпустите его поскорее.

— Ясно. Обязательно просила. Что может сравниться с материнской любовью? Разве что добрый глоток виски. А где бутылка? Надеюсь, ты не обманул бедную девушку?

— Вот она! — Лоу вынул бутылку, и Гиллиген нажал звонок.

— Клод, — сказал он высокомерному проводнику негру. — Принеси нам два стакана и бутылочку саосапариллы или еще чего-нибудь. Сегодня мы едем в джентльменском вагоне и будем вести себя, как джентльмены.

— А зачем тебе стаканы? — спросил Лоу. — Вчера мы и бутылкой обходились.

— Помни, что мы въезжаем в чужие края. Нельзя нарушать обычаи дикарей. Подожди, скоро ты будешь опытным путешественником и все будешь помнить. Два стакана, Отелло.

Проводник в накрахмаленной куртке был олицетворением благопристойности:

— В этом вагоне пить не полагается. Пройдите в вагон-ресторан.

— Брось, Клод, будь человеком.

— Нельзя пить в этом вагоне. Если желаете, пройдите в вагон-ресторан. — Он пошел по качающемуся вагону, его чуть пошатывало от быстрого хода поезда.

Рядовой Гиллиген обернулся к своему спутнику.

— Видал? Как тебе это нравится? Вот как гнусно отнесся к солдатам! Говорю вам, генерал, хуже этого поезда я еще не встречал.

— А, черт с ним, давай пить из бутылки.

— Нет, нет! Теперь это вопрос чести. Помни, нам надо защищать честь мундира от всяких оскорблений. Подожди, я поищу кондуктора. Нет, брат, купили мы билеты или не купили?

Нет офицеров, а жены их есть,

Кому ж они окажут честь?

Небо в тучах и земля медленно и мерно расплываются в сером тумане. Серая земля… По ней проходят случайные деревья, дома, а города, как пузыри призрачных звуков, нанизаны на телеграфную проволоку…

Кто в караулке треплет языком,

К черту войну посылает тайком?

       Курсант!

И тут вернулся Гиллиген и сказал:

— Чарльз, вольно!

«Так я и знал, что он кого-то приведет, — подумал курсант Лоу и, поднимая глаза, заметил пояс и крылья, вскочил, увидал молодое лицо искаженное чудовищным шрамом через весь лоб. — О господи», — взмолился он, сдерживая дурноту.

Лоу отдал честь. Офицер смотрел на него рассеянным напряженным взглядом. Гиллиген, поддерживая офицера под руку, усадил его на скамью. Тот растерянно взглянул на П1ллигена и пробормотал:

— Спасибо.

— Лейтенант, — сказал Гиллиген, — вы видите перед собой гордость нации. Генерал, велите подать воду со льдом. Лейтенант нездоров.

Курсант Лоу нажал кнопку звонка и со вспыхнувшей вновь старой враждой, какую американские солдаты питают к офицерам всех национальностей, поглядел на знаки различия, бронзовые крылья и пуговицы, даже не удивляясь, почему этот больной британский лейтенант в таком состоянии путешествует по Америке. «Был бы я старше или счастливее, я бы мог оказаться на его месте», — ревниво подумал он.

Снова пришел проводник.

— Нельзя пить в этом вагоне, я ведь вас предупреждал, — сказал он. — Нельзя, сэр. В таких вагонах не пьют. — И тут проводник увидал третьего военного. Он торопливо наклонился к нему и подозрительно глянул на Гиллигена и Лоу: — Что вам от него нужно?

— Просто подобрал его там, он, видно, иностранец, заблудился. Послушай, Эрнест…

— Заблудился? Ничего он не заблудился. Он из Джорджии. Я за ним, присматриваю. Кэп, — обратился он к офицеру, — вам эти люди не мешают?

Гиллиген и Лоу переглянулись.

— Черт, а я решил, что он иностранец, — шепнул Гиллиген.

Офицер поднял глаза на испуганного проводника.

— Нет, — сказал он медленно, — не мешают.

— Как вы хотите — остаться тут с ними или, может, проводить вас на ваше место?

— Оставь его с нами, — сказал Гиллиген. — Ему выпить хочется.

— Да нельзя ему пить. Он больной.

— Лейтенант, — оказал Гиллиген, — хотите выпить?

— Да, хочу выпить. Да.

— Но ему нельзя виски, сэр.

— Немножко можно. Я сам за ним присмотрю. А теперь дай-ка нам стаканы. Неужели тебе трудно?

Проводник снова начал:

— Но ему же нельзя…

— Слушайте, лейтенант, — прервал его Гиллиген, — заставьте вашего приятеля выдать нам стаканы — пить не из чего!

— Стаканы?

— Ну да! Не желает принести стаканы.

— Прикажете принести стаканы, кэп?

— Да, принесите нам стаканы, пожалуйста!

— Слушаю, кэп. — Проводник пошел и вернулся. — Присмотрите за ним, ладно? — сказал он Гиллигену.

— Конечно, конечно!

Проводник ушел. Гиллиген с завистью взглянул на своего гостя.

— Да, видно, надо родиться в Джорджии, чтоб тебя обслуживали на этом проклятом поезде. Я ему деньги давал — и то не помогло. Знаешь, генерал, — обратился он к Лоу, — пусть лейтенант едет в нашем купе, ладно? Еще пригодится.

— Ладно, — согласился Лоу. — Скажите, сэр, на каких самолетах вы летали?

— Брось ты глупости, — прервал его Гиллиген. — Оставь его в покое. Он разорил Францию,' теперь ему нужен отдых. Верно, лейтенант?

Из-под изрубцованного, изуродованного лба офицер смотрел на него недоуменными, добрыми глазами, но тут появился проводник со стаканами и бутылкой джинджер-эля. Он принес подушку, осторожно подсунул ее под голову офицеру, вытащил еще две подушки для остальных и с беспощадной добротой заставил их сесть поудобнее. Он действовал ловко и настойчиво, как непреклонная судьба, охватывая всех своей заботой.

Гиллигену с непривычки стало неловко.

— Эй, легче на поворотах, Джордж, не лапай меня, я сам! Мне бы эту бутылочку полапать, понял?

Не обращая внимания, проводник спросил:

— Вам удобно, кэп?

— Да. Удобно. Спасибо, — ответил офицер. Потом добавил: — Принеси и себе стакан. Выпей.

Гиллиген открыл бутылку, наполнил стаканы. Приторно и остро запахло имбирем.

— Вперед, солдаты!

Офицер взял стакан левой рукой, и тут Лоу увидел, что правая у него скрюченная, сухая.

— Ваше здоровье, — сказал офицер.

— Опрокинем! — сказал курсант Лоу.

Офицер смотрел на него, не притрагиваясь к стакану. Он смотрел на фуражку, лежащую на коленях у Лоу, и напряженное, ищущее выражение глаз сменилось четкой и ясной мыслью, так что Лоу показалось, будто его губы сложились для вопроса.

— Так точно, сэр. Курсант! — ответил он признательно