– Вообще-то это работа оперов, – пожал плечами Носов.

– Ты Васю-Васю, что ли, подсиживаешь? – приподнял бровь Макаров. – Это же его текст.

– Точно, пришел в себя, – хохотнул Носов. – Язва!

– Давайте, я с вами! – предложила Ирочка, глядя на Макарова преданными глазами.

– Спасибо, не нужно. Сереге помощь нужнее, он без тебя не справится.

Виктор отвернулся и начал взбираться по склону к аллее, на ходу вытирая платком кровь из носа. Настроение упало на ноль. Неужели ко всем своим многочисленным, но тщательно скрываемым фобиям добавилась еще и неизвестная болезнь вроде падучей? Что он, институтка, чтобы при всех в обмороки падать? С другой стороны – он сегодня выдержал серьезный сексуальный марафон, начавшийся еще прошедшей ночью. Потом чертов зачет по рукопашке, где словил немало крепких ударов по голове. Все это, наложившись друг на друга, вполне могло вызвать банальное переутомление.

Успокаивая себя таким образом, Виктор выбрался на аллею. Осмотрелся, прикидывая, где можно найти потенциальных свидетелей. В дальнем конце аллеи слепой скрипач играл что-то протяжное и жалостливое. В мелодии сливались цыганские и балканские мотивы, сдобренные хорошей порцией еврейских. Скрипач искусно сочетал их, переплетая в одну причудливую тоскливую вязь.

Макаров двинулся в ту сторону, но не дошел. Ему на глаза попалось уличное кафе, сейчас почти пустое. За одним столиком, выставленным на улицу, сидела парочка, увлеченно пялившаяся в свои телефоны, да в дверях павильона скучала молодая то ли официантка, то ли барменша. Она со сдержанным неодобрением поглядывала на парочку. Судя по тому, что на их столике не было ничего, кроме двух чашек явно остывшего кофе, клиенты из них были неважные, а внимание они на себя отвлекали. Официантка была очень симпатичной, и Виктор решительно шагнул в ее сторону – симпатичные девушки являлись его слабым местом.

– Угостите мужчину кофе? – спросил Виктор.

– За ваши деньги – с нашим удовольствием, – парировала девушка.

– Но я люблю крепкий, с гущей.

– Гадать будете? Я всегда чувствовала, что полиция использует гадания в поисках.

– Неужели у меня на лбу написано, что я из полиции? – неприятно удивился Виктор.

Девушка внимательно посмотрела на его лоб, так, что Виктору захотелось его потереть ладонью.

– Нет, лоб чистый, – сообщила девушка. – А вот коленки не очень. Листики прилипли. Когда вы из оврага выбирались. А там сейчас одни полицейские. Так что варианта всего два – либо вы из них, либо вы страшный убийца, которого они ищут.

– А вы наблюдательная, – усмехнулся Виктор.

– Работа такая, – вздохнула девушка. – Во-первых, скучно. А во-вторых, надо всегда присматриваться к клиентам, чтобы знать, чего от них ожидать. Кто начнет жилы из тебя тянуть, что кофе недостаточно горячий, кто попытается смыться, не заплатив, а кто, наоборот, на чай хорошо оставит.

– Вы просто неоценимый источник информации, – обрадовался Виктор. – А вы давно на смене?

– Со вчерашнего вечера. У нас, как у вас – суточные дежурства. Сегодня вечером сменяюсь.

Девушка заинтересованно поглядывала на Виктора, и он одарил ее одной из самых обаятельных улыбок из своего арсенала, заодно посмотрев на картонку с именем на ее весьма развитой груди.

– А скажите, Светлана, не обратили ли вы внимания на что-нибудь необычное этой ночью?

– Так нечестно, – обиделась Светлана. – У меня есть бейджик, а у вас нет.

– Виктор. Следователь по особо важным делам, – представился Макаров, выделив интонацией слово «особо».

– Так вот, Виктор, я очень хотела бы вам помочь. Но, боюсь, вряд ли смогу это сделать. Так как почти всю ночь я бессовестно проспала. Эта часть парка не очень людная. А ночью сюда вообще никто не забредает. Нам даже охрану приставили. Правда, она тоже всю ночь дрыхнет. В общем, часов в двенадцать ночи скрипач закончил пиликать – я его люблю послушать. Интересно играет. Скрипка у него звучит, знаете… Очень необычно. Так вот, он зашел сюда, как обычно, выпить чашечку кофе. Потом ушел, и я пошла в подсобку и заснула.

– Скрипач? – насторожился Виктор, поразившись такому совпадению. – И часто он тут до ночи играет?

– Так он же слепой, – необидно рассмеялась Светлана. – Ему все равно, светло на дворе или темно.

– Спасибо вам, Света.

Макаров достал из кармана визитку, ручку и, нарисовав в уголке визитки цветочек, протянул ее Светлане.

– Что это? – улыбнулась девушка. Улыбка у нее была чистой и искренней. Официантки и барменши редко обладают такой улыбкой.

– Это колокольчик, – пояснил Виктор. – Если вы захотите увидеть следователя по особо важным делам – вам достаточно в этот колокольчик позвонить. И он тут же появится.

Светлана посмотрела ему в глаза открытым взглядом. Барменши и официантки так тоже делают редко. Виктор даже почувствовал легкое смущение, что с ним случалось еще реже.

– Мне пора, – попрощался он. – До свидания.

– До свидания, – раздельно произнесла Светлана, продолжая улыбаться. – Следователь по особо важным делам.

06.

Никакой полезной информации Виктор не нарыл, но настроение резко поднялось. Его отношение к прекрасному, но далеко не всегда слабому полу давно было чисто потребительским. Он давал женщинам то, что они хотели, брал от них то, что было нужно ему. Держал закрытой дверь в свое сердце, а в женские сердца даже не стучался. И если они пытались эти двери ему открыть, он подставлял ногу. Сложности в виде каких-то там отношений он считал излишними и даже вредными.

Несмотря на эту отчетливую позицию, он редко ночевал один. А когда такая ночь выдавалась, он старался провести ее у друзей-приятелей, вызывался на внеочередное дежурство или напрашивался в гости к Даурскому, который заменял ему отца после трагической гибели родителей Виктора.

На самом деле он просто боялся спать один. В его пустой холодной постели обитали демоны. Они набрасывались на него, когда он засыпал, и терзали до утра. Иногда он просыпался часа в четыре в смятой, мокрой от холодного пота постели, с сердцем, бьющимся, как пойманный кошкой воробей. И до рассвета сидел на кухне, наливаясь кофе и боясь снова лечь в кровать.

Самое же страшное в этих его кошмарах было то, что он ни разу не смог вспомнить, что именно ему снилось и что его напугало. Оставалось какое-то необъяснимое, смутное ощущение звонкой, как медь, надежды и непоправимой трагедии, разрушившей эту надежду. Будто он что-то нашел. Что-то, что должно его сделать счастливым на всю жизнь, а потом кто-то вырвал это из его рук, разбил и растоптал осколки. И еще ощущение бессилия перед какой-то могучей силой, и бессмысленная ярость, и цепенящее отчаяние.

И все. Ни единой зацепки, ни