— Что ты хочешь сказать, есть еще один заговор? — Апраксин на «еще один» не отреагировал. Открыто он Бестужева не поддерживал, но его взгляды разделял. Хотя, в случае прямого столкновения наследника и вице-канцлера, скорее всего, остался бы в стороне. Многие называли такое поведение трусостью, а сам Степан Федорович разумной осторожностью.

— Ты вот погряз в бумагах, носа не кажешь никуда, а тем не менее, салоны словно развороченные ульи жужжат. Больше, конечно, тех, кто Петра Федоровича поддерживает, но есть и те, что против подобных манифестов, который Петр Федорович для своей коронации поберег. И даже, ходят слухи, что собираются заговорщики на площадь выйти с оружием в руках и потребовать убрать эту бумажку гнусную или передать власть кому-нибудь другому.

— У кого они собрались что-то требовать, если Петра даже в Берлине нет. И в Дрездене его тоже нет, и в Варшаве. И уже тем более в Петербурге! — Бестужев рывком сорвал с головы парик и запустил руки в волосы. — Они что все от безделья с ума посходили?

— За что купил, за то и продаю, — Апраксин развел руками. — Может быть, в связи с подобными обстоятельствами, манифест и пригодился бы. И-то правду говоришь, все из-за безделья.

— Господи, что же мне делать-то? — Бестужев вскочил и заметался по комнате. Чуть раньше он поручил бы Ушакову вычислить всех заговорщиков и в Петропавловской крепости запереть, чтобы остыли. Но сейчас их отношения вряд ли можно было назвать безоблачными. И Андрей Иванович вряд ли пойдет ему навстречу, даже, если сам уже давно всех вычислил.

— Не знаю, Алексей Петрович, тебе решать, я тебя предупредил, дальше сам, голубчик, своими силами справляйся, — и Апраксин поднялся из кресла и направился к двери, держа в руке трость так, что становилось непонятно, зачем он вообще ее носит.

* * *

— Ваше императорское величество, — мадам Помпадур присела в глубоком реверансе, таком же глубоком, что и вырез на ее платье. Я мог спокойно любоваться поистине прекрасной грудью женщины, которая, не обладая сногсшибательной красотой, тем не менее, умудрялась удерживать столько лет Людовика в своей постели. Да и после того, как страсть остынет, она сохранит свое влияние на него и реальную власть при дворе. — Это было очень, очень нечестно с вашей стороны скрыть от меня, кто вы на самом деле.

Ну вот, уехали из Парижа, сохранив свое инкогнито. А все тот Крюшо, который таким глазастым оказался. Вспомнил меня, мерзавец. И растрепал своей покровительнице. Которая тут же села в карету и помчалась в наш снятый особняк, чтобы выразить свое почтение.

— Ну что вы, мадам, встаньте, — я подскочил к ней и, как галантный кавалер, поддерживая за локоток, помог подняться. — Я всего лишь гость здесь. К тому же коронации пока не было, и, можно считать, что я всего лишь наследник, который решил посмотреть на красоты Парижа.

— Выше величество, давайте говорить откровенно, — внезапная смена тона весьма меня удивила.

— Я всегда выступаю за откровенность, мадам, — я указал ей на диванчик, сам же сел в кресло, глядя, как Жанна садится, что было очень сложно сделать в таких пышных юбках.

— Ненавижу кринолин, — пожаловалась она, лукаво посмотрев на меня.

— Зачем же вы его носите? Моя жена, например, взяла пример именно с вас, отказываясь от этой обузы. — Я не отводил с нее взгляда с тоской думая о том, что мне именно сегодня за каким-то хреном стукнуло в голову отправить Гюнтера в Голландию. А точнее, в Австрийскую ее часть. Узнать, чем и как они дышать, прощупать настроения, в общем оценить обстановку.

— Я не ношу кринолин только тогда, когда хочу эпатировать окружающих. Как так получилось, что ваши дамы легче отказываются от всего этого?

— Наверное, все дело в том, что они совсем недавно надели кринолин. А сарафаны не подразумевали ничего подобного. Хотя, не могу сказать, что одежда была слишком простой, вовсе нет. — Мы сидим во дворце Конде с мадам Помпадур и говорим про моду, это как-то плохо помещается в моем сознании.

— Вы обязательно должны прислать мне комплект той одежды, которую носили русские женщины. Я плохо понимаю, о чем вы говорите, — призналась Жанна.

— Обязательно. Как только окажусь в Петербурге, то сразу же велю собрать для вас комплект, — я улыбнулся. — Вы сказали, что хотите говорить со мной откровенно, мадам, — напомнил я о ее собственных словах.

— Да, — она задумалась. — Я могу предположить, зачем вы здесь, ваше величество. На самом деле причин две: вы хотите узнать из первых уст про брак дофина, и узнать отношение его величества к англичанам, я права? — вообще-то причин, посетить Париж у меня было гораздо больше, но да, эти две основные, она все правильно сказала. Поэтому я просто кивнул, подтверждая ее слова. — Я так понимаю, что все ваши предложения его величеству будут зависеть от выбора невесты для дофина? — я снова кивнул.

— Вы весьма проницательны, мадам.

— Когда-то давно, я еще была ребенком, гадалка нагадала мне, что однажды я стану фавориткой короля. Поймите меня правильно, на тот момент у мен не было ни имени, ни какого-либо состояния, ни внешности, способной пленить мужчину с первого взгляда, ни даже достойного образования. Но слова гадалки запали мне в душу. Я сделал все, чтобы в итоге её предсказание сбылось. Не судьба, ваше величество, но упорная работа над собой, над обстоятельствами, даже над случайностями. А ведь, сейчас вспоминая тот случай, я понимаю, что, если бы мне не предсказали этой судьбы, я никогда не стала бы той, кем стала.

— Зачем вы мне это говорите, мадам? — я слегка нагнулся, глядя на нее в упор.

— Нужно просто верить, ваше величество, и трудиться, тогда все получится. Что касается вашей позиции, я ненавижу англичан. Они постоянно пытаются заменить меня в сердце его величества кем-нибудь более управляемым. Нам не стоит больше вести разговоры в подобных дворцах. Здесь и у стен есть уши. Приходите сегодня вечером в Тюильри, там я вам дам точный ответ, стоит ли вам тратить время, или лучше найти другого союзника.

Она встала, я тоже неохотно поднялся, выказывая этой женщине уважение. В общем то, я ничего не