Шрифт:
Закладка:
Менестрель с лютней кивнул, и его пальцы снова заплясали по струнам.
Бородач откусил арбуза, лысый хлебнул еще пива, потом они переглянулись и запели в унисон:
Всего одна жизнь, всего одна смерть,
И тысячи способов их прозевать…
Мелодия песни удивительным образом отзывалась в душе Энтони. Неказистая, простенькая, она будто цепляла какие-то незримые струны эмоций. Енот и сам не заметил, как начал потихоньку подпевать бардам:
И лишь бы не здесь, и хоть бы не здесь,
Закончилась звонкая песня моя…
– Молодые люди, нельзя ли все-таки петь потише, – хмурясь, попросила женщина с боковушки.
– Мы не поем, мы воем, – хмыкнул лысый.
В этот момент в конце коридора хлопнула дверь, послышались шаги. Энтони выглянул в проход и увидел, что к ним быстро приближается второй проводник. Он ничем не походил на того весельчака, который обещал Энтони скорый «холодок».
Новый проводник был худющий, сутулый и, судя по насупленным бровям, очень недружелюбный.
Вновь прибывший поравнялся с купе и, уперев руки в боки, проскрипел:
– Вы чего устроили, шпана? А ну попрятали инструмент, или высажу! Вам сказано было: как стемнеет, так перестаем мучить струны и попутчиков вашими… песенками!
Энтони бросил взгляд на окошко, едва забранное кожаной чешуйчатой занавеской. Снаружи и вправду уже царила ночь – с трудом проглядывал частокол деревьев вдоль маршрута змеиного экспресса, на пассажиров сквозь тьму смотрели черная чаща и лесные заросли. И только где-то вдали виднелись крохотные желтые огоньки. Наверное, это окна далеких домов, жильцы которых еще не легли спать или вот-вот лягут.
– Прости, дорогой, – сказал лысый менестрель, отсалютовав проводнику кружкой. – Больше не повторится. Мы, так сказать, колыбельную исполняли, на сон грядущий.
Проводник покосился на женщину у окна и, наклонившись к менестрелям, прошипел:
– Если хотя бы акапеллу услышу, высажу всех. – Его крючковатый палец скользнул по музыкантам и остановился на Энтони, который тут же побледнел. – Прямо на полпути. Я не шучу! Приду проверю.
С этими словами он выпрямился и пошел прочь, а менестрели хмуро смотрели ему вслед.
– А что такое акапелла? – когда дверь за проводником захлопнулась, осторожно спросил Энтони.
– Это та же самая песня, только без лютни, – хмыкнул бородач.
Менестрель тут же скорчил обиженную физиономию и, отложив инструмент в сторону, потянулся к арбузу.
– Странные у вас песни, – сказал Энтони. – Но спасибо.
Лысый и бородач посмотрели на него исподлобья. Во взглядах обоих был живой интерес.
– Не за что, – ответил пивохлеб. – Для такого храброго парня и спеть не грех.
– Да какой я храбрый, – зарделся Энтони.
– Ну, не каждый бы решился нести брату варежки в самое Логово Дракона, – заметил бородач.
– А разве можно иначе? – совершенно искренне спросил Энтони. – Он же без них замерзнет.
Менестрели переглянулись. Бородач усмехнулся и, подавшись чуть вперед, вполголоса сказал:
– Ты вот что, парень… Если тебе когда-нибудь вдруг станет плохо, спой эту песню, последнюю.
– Зачем? – не понял Энтони.
– Станет легче.
В глазах бородача плясали озорные огоньки.
Менестрели угостили Энтони арбузом, еще немного поболтали о том о сем и легли спать, каждый на свою полку. Уже засыпая на боковушке под мерное шипение змеиного экспресса, Енот мысленно повторял про себя слова последней песни, чтобы их не забыть:
И, верю, не здесь, точно не здесь
Закончится звонкая песня моя…
Слушайте новый альбом Dracondaz
Только твоя удивительная внимательность, о путник, позволит этим рассеянным персонажам обрести утраченные вещи! Помоги беднягам, соединив их с потерянными предметами, а ежели запамятовал, кому что принадлежит, ищи подсказки на других книжных иллюстрациях.
Глава шестая,
в которой Энтони привозит посылку в Вокзалбург
Вокзалбург находился на крыше старого депо и казался небольшим, но очень шумным городом. Здания здесь росли не вширь, а вверх, и оттого казалось, что крыши самых высоких почти дотягиваются до неба. При первом взгляде на них у Энтони перехватило дух.
– Красиво тут, правда? – спросил он у веселого проводника, который дежурил на перроне, то и дело поглядывая на часы.
– Ты тут в первый раз, да? – с теплой улыбкой уточнил тот.
Энтони кивнул. Проводник задрал голову и пробормотал:
– В первый раз, наверное, и правда красиво… – Затем он посмотрел Энтони в глаза и серьезно сказал: – Будь осторожен. Тут все не совсем такое, каким кажется на первый взгляд.
– Спасибо, постараюсь, – сказал Энтони и отправился изучать Вокзалбург вблизи.
Удивительно, но вчерашних менестрелей нигде видно не было – Енот простился с ними вечером, лег спать, а когда проснулся наутро, в их купе никого не оказалось. Да что там – даже арбузной корки или золотой воблы, которой вчера закусывал пивохлеб, не обнаружилось.
Может, ему это все приснилось?
Да нет, песня же их в голове осталась, подумал Энтони и побрел в город.
Вблизи домишки Вокзалбурга казались чертовски легковесными, почти картонными, и раскачивались из стороны в сторону с каждым особенно сильным порывом ветра. В остальном это место ничем не отличалось от других городков: народ сновал по улицам туда-сюда, пару раз попадались на глаза хмурые ящеры-стражники, щебетали страшные рукокрылые птицы, вроде той, которую Энтони наблюдал в Долине Радуг.
Глядя на толпы людей, Енот невольно вспомнил слова Дядюшки: «А ты знаешь, сколько людей живет на земле и сколько они создают проблем каждый день?» Тогда Энтони недоумевал, почему правильный ответ «Миллиарды», но путешествие в Логово Дракона, кажется, все объясняло без лишних слов.
Крепко держа посылку в вытянутых руках, Енот брел через город, пока не остановился у двери с серой малоприметной стальной табличкой со следующим текстом:
«Приемная
старшего по вокзалу, Толки»
Обрадовавшись, Энтони открыл дверь и шмыгнул внутрь.
В приемной сидела за старым потрепанным столиком женщина с копной черных с проседью волос, собранных в дульку, – видимо, секретарь. Эту догадку подтверждала пишущая машинка, стоявшая перед незнакомкой. Кроме того, на столе был журнал и большая красная кнопка.
Энтони покосился на дверь, возле которой стоял столик, и сказал:
– Я к Толки. Он у себя?
– У вас назначено? – спросила секретарь и, взяв с угла стола журнал, положила его перед собой.
Глядя, как она перелистывает страницы, Энтони