Достаточно сказать, что только за две первые недели сентября 1911 года он умудрился поставить 23 двойки! Гимназисты просили его быть более снисходительным, но все было напрасно.

Неожиданная развязка последовала утром 17 сентября 1911 года. В тот день ученик 7-го класса Петр Гаврилов явился в гимназию сильно взволнованным. Видимо, он уже заранее продумал свой план мести: он тщательно готовился к «судному дню» над зарвавшимся учителем.

На уроке физики Белавин вызвал Гаврилова к доске и поставил ему плохую оценку, грубо заметив, что виной всему – пропущенные уроки. А дальше случилось то, чего никто совершенно не ожидал. Гаврилов выхватил из кармана револьвер и выкрикнул: «На тебе, мерзавец! Вот тебе за все!» Прогремели два выстрела. Несмотря на близкое расстояние, Гаврилов промахнулся: пули застряли в стене, а Белавин в ужасе бросился бежать из физического кабинета.

На Гаврилова тут же набросились его одноклассники, чтобы отнять револьвер, но они не успели этого сделать: тот направил пистолет себе в рот и выстрелил. Когда в физический кабинет примчалось гимназическое начальство, юный самоубийца был уже мертв. В его кармане нашли письмо, адресованное матери. В нем, среди прочего, Гаврилов сообщал, что еще два года назад убедился в своей неприспобленности к жизни, но не находил подходящего случая, чтобы покончить с собой.

О Петре Гаврилове знали немного. Он был сыном фельдшера, скончавшегося несколько лет назад. «Тихий, спокойный и впечатлительный, Гаврилов производил на всех знавших его и товарищей прекрасное впечатление, – сообщала подробности одна из петербургских газет. – За последнее время, в особенности в конце прошлого учебного года, Гаврилов стал жаловаться на боль в груди и на сильное расстройство нервов. Врачи обнаружили у него зарождающийся туберкулез с сильным понижением питания»…

Самоубийство жениха-офицера и юного гимназиста являлись характерными примерами поразившей тогда столицу «эпидемии самоубийств». Действительно, ситуация с суицидами в Петербурге в начале 1910-х годов являлась просто катастрофической. Когда столичное статистическое отделение представило данные о самоубийствах и их попытках в Петербурге за 1912 год, то их общее число равнялось 1207. Это было на 42 случая больше, чем в 1911 году, но на 366 меньше, чем в 1910 году. Так что можно было говорить, в определенном смысле, о «положительной динамике» вопроса.

Из всего числа случаев покушения на самоубийство (1207) смерть последовала в 264 случаях. Наиболее распространенным способом попытки ухода из жизни являлось отравление (807 случаев – 66,9 % от общего числа), затем следовали употребление оружия, утопление и удушение. Кроме того, было зафиксировано два случая самосожжения.

Наибольшее число случаев суицида, как показывала статистика, приходилось на февраль, март, апрель и май, а наименьшее – на август. Среди самоубийц преобладали мужчины в возрасте от 18 до 50 лет: их оказалось 633.

Что же касается причин самоубийств и покушений на них, то их причины выяснили почти в половине случаев. В первую «тройку» причин расстаться с жизнью вошли злоупотребление спиртными напитками, безработица и отсутствие средств к существованию, а также семейные неприятности. Затем следовали разочарование в жизни, неудачная любовь, ревность, измена любимого человека, неизлечимые болезни, растрата или потеря денег. Порой среди причин суицида значились неприятности по службе, боязнь наказания и неудачи в торговле.

«Вертеп азарта» в русской Бастилии

Петербург в начале ХХ века называли одним из самых «азартных» городов. На одном Невском проспекте в начале века существовало полтора десятка подпольных «игорных притонов».

«Азарт по-прежнему процветает в Петербурге, – писала одна из столичных газет. – Самоубийства, растраты, гибель талантливых людей, разорение от увлечения игрой по-прежнему питают газетную хронику. Не действуют на игроков грозные примеры, бессильны полицейские меры, не обращают они никакого внимания на нравственное осуждение азарта, как это было у присяжных поверенных».

Подпольные азартные клубы преследовались полицией, и даже петербургский градоначальник не раз указывал полиции принять самые строгие меры к их искоренению. Чтобы не попасться в руки полиции, устроители притонов обычно снимали сразу несколько квартир в разных частях города в пользование какому-нибудь отставному чиновнику и даме. Один день играли на Васильевском острове, назавтра ехали на Петербургскую сторону, а потом отправлялись на Лиговку, чтобы дворники не обращали внимания на слишком частые посещения «гостями» одной и той же квартиры.

«Бацилла» азартных игр проникала даже в самые строгие заведения Петербурга. В игорном мире долгое время носились слухи о таинственном клубе в Петропавловской крепости. Поговаривали, что там сутки напролет идет азартная игра, в которой принимают участие не только господа, но и дамы.

«Игорный притон в Петропавловской крепости! – возмущался обозреватель „Петербургской газеты“. – Надо же до этого додуматься! Кому придет в голову, что офицер откроет игорный притон у себя в квартире».

Действительно, за толстыми стенами «русской Бастилии», ворота которой так тщательно охранялись часовыми, обосновался «клуб-притон». Дело в том, что в крепости, представлявшей настоящий «город в городе», совершенно изолированный от всего остального Петербурга, находилось несколько домов, отведенных под квартиры служивших тут офицеров. Одним из жильцов этого городка являлся некий полковник В-ий, известный среди столичных профессиональных игроков как мастер карточной игры и руководитель нескольких клубов, закрытых по распоряжению городских властей.

Свою квартиру в крепости полковник-игрок предоставил под тайный азартный клуб. Нахождение его в Петропавловской крепости давало игрокам все гарантии безопасности. Число завсегдатаев клуба составляло около полусотни. Игра у полковника начиналась в десять часов утра и продолжалась до времени закрытия крепостных ворот. А если затягивалась, то гости оставались ночевать у радушного «хозяина-хлебосола».

Постепенно слухи о безобразии, творившемся за стенами Петропавловки, стали усиливаться. Крепостное начальство изо всех сил оберегало «военную тайну» и хранило полное молчание.

Тайну притона выдала одна из проигравшихся в нем дам, которая после крупного проигрыша не выдержала и помчалась жаловаться. Ближайшим вершителем справедливости оказалось крепостное управление.

– В крепости игорный притон! – сообщила она с порога. – Меня обыграли дочиста!

– Это слишком серьезно, что вы говорите, – ответил дежурный и послал за начальством. Свои обвинения проигравшаяся дама повторила коменданту крепости барону Сталь фон Гольштейну…

Ходили слухи, что притон в крепости еще долго бы оставался нераскрытым, если бы не жадность его хозяина-полковника. Он отказал даме в возврате проигранных денег, необходимых ей для уплаты по векселю. Та пригрозила, что нажалуется, но полковник решил, что все это пустая дамская болтовня. И просчитался!

«Заявление этой дамы подтвердилось, – сообщили репортеру «Петербургской газеты» в крепостном управлении. – Квартира В-го была осмотрена, и хотя он и несколько бывших в его квартире лиц заявили, что играли в преферанс, по всем признакам, шла азартная игра. В гостиной большой казенной квартиры оказались столы для игры в макао, а многие игроки