Налог на холостяков

В начале прошлого века в Петербурге наблюдалось «сильное преобладание мужского пола над женским». Связывалось это с тем, что стремительно развивавшаяся тогдашняя столица России постоянно нуждалась в рабочей силе. Любопытный факт: в структуре петербургского населения по состоянию на 1900 год почти половину всех мужчин (от 16 лет) составляли холостяки, а незамужние женщины – чуть больше 40 процентов всего женского населения Петербурга старше 16 лет. Складывавшаяся демографическая ситуация серьезно беспокоила городские власти. Раздавались даже предложения о введении специального «налога на холостяков».

«Я – старый холостяк, – заявлял депутат Государственной думы Каменский, – и с удовольствием платил бы налог в пользу многосемейных, сознавая, что избавлен от множества обязанностей, лежащих на отцах семейств».

Сторонники налога на холостяков ставили в пример некоторые европейские страны, где также были обеспокоены демографической проблемой. Во Франции шли разговоры о введении налога на холостяков с целью заставить их жениться и тем самым способствовать увеличению рождаемости. В Швейцарии введение подобного налога объясняли желанием облегчить налоговое бремя для многосемейных. «У нас, по поводу предполагаемого подоходного налога, считают необходимым установить для холостяков повышенное обложение по сравнению с женатыми», – отмечал обозреватель одной из петербургских газет.

Однако многие из тех, кто в силу своих государственных забот решал демографическую проблему, не пришли в восторг от идеи ввести налог на холостяков. «Нельзя всех холостяков обкладывать одной данью, да и было бы весьма несправедливо, если бы вы заставили холостого мужика платить в пользу многосемейного чиновника», – категорически высказывался член Государственного совета Кобылинский.

А по мнению заведующего статистическим отделением столичной Городской управы приват-доцента Степанова, ошибались те, кто думал увеличением числа браков усилить деторождение. «Петербургская статистика показывает, что прежде всего надо позаботиться о борьбе с детской смертностью, – считал он. – В Петербурге умирает пятьдесят процентов младенцев. Вот о чем надо подумать».

Другой причиной демографического кризиса называли увеличивающуюся день ото дня «расшатанность семейных нравов». По словам известного в Петербурге адвоката Адамова, почти каждый день к нему приходили лица обоего пола, которые жаловались на то, что решили разойтись вследствие неудачной семейной жизни.

«Никогда, кажется, семейные узы не были так слабы, а брачные узы так легко порывались, как в настоящее время, – говорил Адамов. – Наше время, очевидно, отмечено брожением не только в других областях жизни, но и в сфере семейной. Грустно, что во всей этой безурядице приходится страдать ни в чем не повинным детям, о которых менее всего думают супруги, так легко расходящиеся друг с другом».

«Пора положить конец владычеству моды!»

Очаровательные петербурженки во все времена стремились следовать капризам переменчивой моды. Модные веяния, как и сегодня, приходили в Петербург из Европы, причем едва ли не каждый сезон приносил что-то новое. Немалая часть петербуржцев возмущалась современными нравами. К примеру, немало раздражало добропорядочную публику появление на улицах забывших обо всех правилах светского тона дам в «шароварах». Это вызвало настоящую бурю общественного негодования почти во всех европейских столицах, где в начале ХХ века модницы захотели ввести новую моду в виде изящных шаровар.

Когда в начале 1910-х годов дамские шаровары стали проникать и в Петербург, они тоже поначалу вызвали бурю гнева. Газеты были заполнены едкими карикатурами на «дам в шароварах», а гостившая в Северной столице парижская актриса Роджерс назвала этот костюм безобразным, заявив в интервью, что «дальше этого в смысле безобразия идти некуда. Ошибаются, думая, что эта мода получила или получит права гражданства».

Осенью 1911 года петербургские мужчины были изрядно шокированы очередным «писком моды»: на смену «развязно-просторному» кринолину пришла коротенькая юбочка, едва доходящая до колен. И снова негодованию «борцов за нравственность» не было предела. Особенно их возмущало то, что дамы оказались во власти законодателя моды французского модельера Пакена: скажи он только слово, и они оденутся в костюм Евы…

Как и сегодня, дамам предлагалось немало средств для улучшения своих природных форм. Этот бесплатный «талон» обещал «получение роскошного бюста в течение одного месяца»

«Мода не знает прогресса, мода не считается со вкусом, – замечал обозреватель одной из газет. – Сегодня она стягивает, как в шоры, прекрасные женские формы, а завтра она совершенно скроет их от нескромно-любопытного взора современного эстета. Но, mesdames, не пора ли положить конец владычеству госпожи моды? Надо ли и можно ли бороться с крайностями моды? Как влияет увлечение модами на весь душевный склад женщины, не нужна ли реформа женского костюма?»

Поскольку этот вопрос казался весьма актуальным, «Петербургская газета» в сентябре 1911 года провела специальный опрос писательниц, артисток и общественных деятельниц. Практически все они выступили против того, чтобы петербуржцы слепо следовали моде и подчиняли свою жизнь «погоне за тряпками». Это позволило обозревателю газеты резюмировать: «Долой моду! Да здравствует свободный и по личному вкусу сделанный туалет, да здравствует свобода костюма и… женщины».

Иллюстрации со страниц, посвященных современной моде. Журнал «Женская жизнь», лето 1915 г.

«Увлечение многих женщин модами доказывает их полное душевное оскудение, – заявляла председательница общества защиты прав женщин О.В. фон Кубе. – Не горькая ли ирония судьбы кроется в том, что как раз теперь, в эпоху напряженной борьбы женщин за равноправие, за свободу своих действий в общественной жизни, большинство женщин опутывает свои ноги узкими юбками. Неужели нашим модницам не стыдно, что над ними, захлебываясь, смеются и журналы, и газеты, и люди?»

По мнению писательницы Е.А. Чебышевой-Дмитриевой, погоня за крайностями моды служила первым признаком «рабского положения женщины». «Пока женщина от этого признака не отрешится, она не будет свободна, – заявила Евгения Александровна. – Мода отвлекает женщину от всего идеального, возвышенного, разумно-прекрасного, и не оттого ли у нас так много пустеньких, „кисейных“ барышень и дам».

Участвовавшие в опросе петербургские актрисы не были столь категоричны, как общественные деятельницы. «Артистка – законодательница мод, – уверяла В.Ф. Лин (впоследствии основательница «Театра миниатюр Валентины Лин»). – Хвастать не хочу, но когда я за границей одела кофточку с большим английским жабо, многие переняли и стали носить такого же фасона кофточки. Нынешняя мода самая изящная из всех когда-либо бывших».

Что же касается «реформы костюма», то артистки выступали ярыми приверженками узких юбок и резко отрицали кринолин, поскольку, по их мнению, бесчисленные кружева и оборки кринолина способны «толстить» даже самую нежную и изящную фигуру. «Я ни за что не одену кринолин, ни за что! – негодовала