Константин попал в свой загородный дом глубоко за полночь. Можно было остаться в столице (квартира всегда ждала, содержалась в идеальной чистоте), но почему-то не хотелось.

Хотелось пронестись через хвойный лес по трассе, оказаться подальше от суеты города, потратив на это дополнительный час.

Выйти из машины, услышать, как под ногами трещит гравий. Увидеть, что все огромные окна на обоих этажах по-мрачному темны. Зайти. Сделать вдох…

Здесь всегда прохладно и пахнет так, как он любит. Здесь в принципе все исключительно так, как он любит.

Пусто. Холодно. Служащие будто вымирают, когда хозяин в доме. Это предварительно оговаривалось с каждым, кого Гаврила нанимал.

Константин даже в лицо, наверное, большинство не узнал бы. Да и зачем? Он не любил лица людей. Ему нужны были только их функции. За которые он платил щедро.

Май в этом году выдался переменчивым. Сегодняшний день был душным. Сейчас парило так, что с высокой вероятностью ночью небо разродится обильным дождем. Первым делом, попав в дом, мужчина начал ослаблять узел галстука, проходя по первому этажу до условной гостиной.

Условной по двум причинам. Потому что стен, как таковых, внутри на первом этаже практически не было. А еще… Потому что гостей здесь тоже не было. И не планировалось.

Константин подошел к бару, достал бутылку, взял стакан, забросил в него несколько кубиков льда из морозильной камеры. Дальше — до дивана.

Расстегнул пиджак, окончательно стянул через голову галстук, налил виски. Сделал глоток, немного сморщился, поставил стакан на журнальный столик, а сам откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.

Осознавая, что ему охренеть как хорошо в тишине.

Не хотелось ни жрать, ни спать. Ничего особо не хотелось. Просто вытянуть ноги, прислушиваться к собственному дыханию, наслаждаться тем, как потихоньку он начинает подмерзать из-за настроенных на довольно низкую температуру кондиционеров, слушать их еле-уловимый шум.

Потом слушать, как лед бьется о стенки стакана, когда он снова тянется за ним вслепую, несет к губам, делает новый глоток…

Замочку было сказано ждать. И с вероятностью девяносто девять и девять она этим и занимается. Заходит в диалог то и дело, ждет… Когда ей что-то прилетит. Хотя бы сообщение. А то и звонок.

Костя же… Не был уверен, что по-прежнему хочет. Она, конечно, интересная, но неужели лучше этой тишины? Вообще разве бывает хоть что-то лучше тишины? Наверное, нет.

Непонятно только, зачем он сам же окружает себя бесконечным шумом? Наверное, чтобы ценить такие секунды сильнее. Чтобы просто хоть что-то ценить.

Бой приблизился к хозяину беззвучно.

Наверное, есть доля истины в том, что собаки со временем становятся похожими на хозяев. У них с трехлетним немецким догом вышло именно так.

Они оба производили обманчивое впечатление.

Бой — массивной, пугающей собаки. Способной если не загрызть, то затоптать. А на поверку же — абсолютная флегма. Неспешный во всем. Вдумчивый даже. Тонко чувствующий. Приходящий, когда можно. Исчезающий, когда нужно. Позволяющий хозяину положить руку на гладкую черную голову, сминая стоящие торчком уши, скользя уже по мощной шее.

И Константин — располагающий к себе харизматичный раздолбай, каким-то чудом достигнувший к приближающейся тридцатке небывалых высот. На самом же деле… Секрет совершенно не в чуде. Да и раздолбаистости в нем не больше, чем в Бое агрессии. А вот чего много — так это неутолимой жажды. Взбираться все выше. Постоянно чего-то добиваться. Покорять мир. Чтобы хотя бы в таком — покоренном — успокоиться. Потому что, как успокоиться иначе, Костя не знал. Его колесо не собиралось останавливаться, оно только разгонялось, параллельно расширяясь… И он тоже ускорялся.

— Тебя покормили? — Костя повернул голову, приоткрыл глаза, глядя на пса. Тот в ответ на него. Бой не гавкал. Практически никогда. И сейчас тоже не стал. Просто дышал, стоял, не дергаясь, когда хозяйская рука покоится на блестящей бархатистой холке. Смотрел в лицо с пониманием. Будто говорил взглядом. Что у него все хорошо. Что он просто подошел поприветствовать.

За ним хорошо ухаживают, Костя не сомневался. Только посмели бы… Нахер всех выгнал бы. Не разбирался, кто недоглядел. Но рисковых в штате не было. Спасибо опять же Гавриле.

Бой был доволен. Константин вроде как тоже.

Они с догом еще несколько секунд смотрели друг на друга, а потом мужчина снял руку, пес опустился на пол у его ног, устраивая голову на лапах.

Лежал, не издавая лишних звуков. Только дыхание. Только еле-слышные скребки когтями, когда немного меняет позу. И те тише, чем бьющийся о стенки стакана лед, когда Костя снова подносит его к губам, делает новые глотки…

Ставит на стол, достает все же телефон, набирает…

Успевает услышать один раздражающий длинный гудок, а потом Замочек берет трубку…

— Алло… — ее голос звучит немного взволнованно, абсолютно не сонно. И это заставляет мысленно улыбнуться. Косте нравилось, что она раз за разом доказывает — в ней он не ошибся. Она пиздец как увлеклась их игрой. Куда сильнее, чем он. Скорее всего, она уже в него влюбилась. Не видела. Не знает, кто он. Слышала только. И будто бы коснулась кончиками пальцев приоткрытого перед ней гнилого нутра. А вместо того, чтобы испугаться, побрезговать, заблокировать и забыть о каком-то сомнительном мудаке, влюблялась… В его шарм. В придуманный ею образ, который рано или поздно вдребезги разобьется.

— Ты же в семнадцать переехала, да? — Агата должна была давным-давно привыкнуть к тому, что Костя далеко не всегда утруждает себя церемониями, и вопросы задает подчас однозначно неожиданные. И в целом… Она не разочаровывала. Собственное удивление никогда не выражала, даже если испытывала.

Максимум, могла броситься отвечать не сразу, а через паузу.

— В семнадцать. — Как сейчас. Произнесла тихо. Не продолжила, хотя могла бы.

— Если тебя там все раздражали, почему не раньше? — Костя спросил, Бой фыркнул, Агата несколько секунд молчала…

— Не позволяли обстоятельства. Отчим был против.

— Почему не послала нахер?

— Тогда я еще не умела.

Агата ответила честно, Костя хмыкнул. Сейчас уже, судя по всему, умеет. Даже любопытно стало, а когда свое первое «нахер» получит он сам. И как отреагирует.