– Ну вот! Всё, что мне требуется, – это один хороший удар.

– Во всяком случае, в ближайшее время она такого не сделает. Миссис Филдинг срезала её плату за прогулки с тем юношей. Теперь она будет следить за своим поведением, иначе её уволят.

Элеонора не стала поправлять подругу. Миссис Филдинг ничего не станет делать. Чтобы найти служанку настолько же опытную, как Лиззи, потребуются месяцы. Мистер Пембрук снискал себе репутацию худшего развратника в Лондоне, и зарплата была далеко не такой высокой, чтобы разумная горничная перестала обращать внимание на выходки хозяина. Кроме того, Лиззи могла сделать нечто гораздо худшее, чем просто ударить. Понимание этого обвилось вокруг Элеоноры, точно змея. Лиззи уже сделала это с Леей и сделает то же самое с Ифе после ухода Элеоноры.

– Вот, – сказала Ифе. – Лиззи пошла за бельём. Спустись на кухню и посмотри, не выделит ли миссис Бэнбёри что-нибудь сладенькое.

Они вышли из библиотеки. Ноги у Элеоноры всё ещё немного подкашивались, и она вздрагивала от каждого скрипа.

До конца дня оставалось совсем немного.

Миссис Бэнбёри посмотрела на опухшую щёку Элеоноры и протянула ей кусочек медовых сот. Элеонора отломила немного для Ифе, а свою порцию съела, сидя за кухонным столом. Дейзи, строгавшая картошку, сочувственно фыркнула и постучала пальцем по виску.

– Целься сюда, – сказала она. – Одного хорошего удара хватит.

Все взгляды обратились к миссис Бэнбёри, но кухарка ничего не сказала.

Когда Элеонора закончила с сотами, то поднялась на третий этаж, чтобы прибраться в спальнях. Чарльза не было, и использовалась сейчас только спальня мистера Пембрука. Элеонора прислушалась, стоя у двери, прежде чем войти. Сердце гулко билось в груди.

В комнате никого не оказалось, не считая ручной канарейки мистера Пембрука, которая щебетала и билась крыльями о стенки своей большой, богато украшенной клетки. Напряжение немного отпустило. Элеонора расправила простыни на постели, бросила тряпку на дно птичьей клетки, запихнула рубашки обратно в комод и сунула галстуки в ящик. На подушке лежало несколько писем от Чарльза – все с европейскими почтовыми марками, – но девушка не осмелилась их прочитать, хотя искушение сделать это при виде знакомого округлого почерка было велико. Её страх потерял остроту, но после угроз Лиззи достаточно было просто оказаться в комнате мистера Пембрука, чтобы по коже побежали мурашки.

Закончив, Элеонора вылетела из комнаты и поспешила к лестнице для слуг. Она вернулась на кухню, где все служанки, кроме Лиззи, копались в кусочках холодного отварного языка и картофеля.

– Ты как раз вовремя, – сказала Дейзи, наполняя тарелку для Элеоноры. – Его Первейшество почти допили чай.

Миссис Филдинг отложила нож и вилку.

– Ты говоришь о хозяине этого дома, Дейзи. Прояви уважение!

Миссис Бэнбёри указала вилкой через стол:

– Дейзи – моя помощница, Берта. Оставь её воспитание мне.

Миссис Филдинг фыркнула:

– Ну, мои девочки не посмели бы так отзываться о хозяине.

Элеонора сунула в рот большой кусок картофеля, прежде чем сказать то, о чём потом могла бы пожалеть. Ела она быстро. Лиззи прислуживала мистеру Пембруку за ужином, и Элеонора не хотела оказаться там, когда он закончится. Что-то внутри сжалось. Даже сейчас Лиззи будет подливать мистеру Пембруку вино и расписывать Элеонору самыми привлекательными красками. Девушка с лёгкостью могла представить это. «Элла, сэр? О, с ней всё будет очень просто и быстро…»

Отодвинув тарелку, Элеонора бросилась вверх по лестнице для слуг. Та была пустой, узкой, скудно отделанной, как и все помещения для прислуги, но здесь она была в безопасности. Мистер Пембрук был джентльменом – он не пойдёт за девушкой через обитую зелёным сукном дверь. Между лестницей, кухней и спальнями для прислуги на чердаке Элеонора могла исчезнуть в дешёвом оштукатуренном лабиринте быстрее, чем кролик.

Но вот Лиззи – совсем другое дело.

Внизу скрипнула ступенька, и Элеонора резко обернулась через плечо. Дверь на первый этаж открылась, и девушка смутно разглядела тень Лиззи, гружённой тарелками. Прежде чем Лиззи заметила её, Элеонора рванула через дверь и устремилась на третий этаж.

Там она остановилась. На третьем этаже расположились спальни, и Элеонора замерла у двери той, что когда-то принадлежала ей. Она убеждала себя, что прислушивается к звуку шагов внизу, но внутри слышала голос миссис Пембрук: «А это будет твоя комната, дорогая Элеонора». Отчётливо девушка видела перед собой руку миссис Пембрук с длинными пальцами, поворачивающую ручку двери, и поблёскивающее сапфировое кольцо.

Ах, и что это была за комната! Элеонора мало что помнила о доме, в котором жила до приезда в Гранборо. Теперь на ум приходили лишь вспышки: ведро с углём, которое треснуло, просыпав содержимое прямо ей на ноги. Щелочное мыло, обжигавшее руки, когда она пыталась что-то вычистить с половиц. Железная кровать, вжимавшаяся ей в спину. Но каким бы ни было то место – оно меркло в сравнении с этой комнатой. Миссис Пембрук открыла дверь в яркую красивую спальню, которую обставила специально для Элеоноры. Светлые занавески на окнах, украшенный цветами кувшин на умывальнике, мягкие белые простыни на кровати, где миссис Пембрук потом читала девочке «Рапунцель» и «Спящую красавицу» своим мягким мелодичным голосом. Атласные и шёлковые платья пастельных тонов в комоде, обои с розами на стенах, а возле кровати – небольшой квадрат ковра, где Элеонора молилась каждую ночь. Вся комната казалась мягкой, окрашенной в оттенки нежные, как восход солнца, и её содержимое казалось хрупким, точно яичная скорлупа.

Руки Элеоноры задрожали, когда она открыла дверь. Спальня была почти такой, какой девушка её оставила.

Ставни были наглухо закрыты, а шторы обвисли от пыли. Кровать была накрыта чехлом, занавеси на балдахине – сложены в коробки на чердаке. Умывальник всё ещё был на месте, хотя кувшин и таз исчезли вместе с ковром, оставившим на полу бледный деревянный квадрат, похожий на тень. Элеоноре разрешили оставить бельё – она всё ещё носила его даже спустя три года, хотя и расшивала сорочку. Весь остальной её гардероб был распродан.

«По крайней мере, обои остались прежними», – подумала девушка.

В оцепенении она скользила по комнате. Вот здесь, в этой самой комнате, она примерила свой первый настоящий корсет. Миссис Пембрук сама зашнуровала его, убедившись, что тот плотно прилегает к сорочке, и велела Элеоноре не беспокоиться, если будет немного жать. Ах как гордилась тогда Элла, что получила первый настоящий предмет женской одежды! Корсет помог ей держать плечи ровно и плотно прилегал к её талии. Даже стоя в нижнем белье, она чувствовала себя такой взрослой, а когда повернулась к миссис Пембрук, гордо расправив плечи, на глаза у женщины навернулись слёзы.

Она всё ещё носила тот корсет, пусть спустя столько лет он уже стал ей маловат.

Элеонора обняла себя за плечи, чувствуя, как колется жёсткая ткань форменного платья. Тени, казалось, навалились на неё, душили. Она вышла из комнаты с подступившим к горлу комом и, поникнув, вернулась на лестницу для слуг, зная, что обнаружит в своей крохотной каморке. Стены, покрытые пятнами плесени от сырости. Соломенный матрас, шуршавший от каждого движения во сне. Треснувший кувшин на умывальнике и потёртый комод. Серое колючее покрывало на кровати.