Шрифт:
Закладка:
Но больше всего его печалил тот факт, что помимо заботы о братьях Майк должен был замещать отца и для матери:
Когда папа не был в командировках, он уходил на работу в семь утра и очень часто возвращался поздно ночью. Уходя, он всегда говорил мне: «Не забудь сделать домашние задания и позаботься о матери. Убедись, что у нее достаточно еды. Позаботься, чтобы твои братья не шумели… Придумай что-нибудь, чтобы развеселить маму». Я часами ломал голову над тем, как сделать мою мать счастливой. Я был уверен, что мог что-то сделать, и тогда она выздоровела бы… все опять стало бы хорошо. Но что бы я ни делал, ничего не менялось. И не изменилось до сих пор. Это очень огорчает меня.
Кроме ведения хозяйства и воспитания младших братьев – обязанностей, являющихся непосильными для любого ребенка, от Майка ожидали, что он еще будет эмоционально заботиться о матери и поддерживать ее, станет для нее психологом. Нет лучшего рецепта для провала. Дети, пойманные в ловушку ролевой инверсии, никогда не соответствуют тому, чего от них ожидают, они не могут вести себя как взрослые, потому что они не взрослые. Но дети не понимают, почему не могут выполнить поставленные перед ними задачи, они лишь чувствуют себя неумелыми и виноватыми за неудачи.
В случае с Майком его неконтролируемое стремление работать больше, чем это необходимо, служило двум целям: помогало не сталкиваться с одиночеством и депривацией в личной жизни и поддерживало убеждение о том, что он никогда не делает достаточно. Фантазия Майка заключалась в том, что если он будет работать усерднее, он, наконец, сможет доказать, что он – стоящий и адекватный человек, способный справиться со своей работой. На самом деле Майк все еще старался сделать маму счастливой.
КОГДА ЖЕ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ?
Майк не замечал, что родители продолжали отравлять и его взрослую жизнь. Но через несколько недель после начала наших сеансов, связь между неприятностями в сознательном возрасте и детством стала для него очевидной:
«Чем больше все меняется, тем меньше разницы», – тот, кто это сказал, знал, о чем говорил. Уже шесть лет, как я живу в Лос-Анджелесе, но мои старики не признают, что у меня есть собственная жизнь. Они звонят мне несколько раз в неделю! Я даже поймал себя на мысли, что боюсь поднимать трубку. Первым начинает мой отец, он твердит, что у мамы сильная депрессия, я должен срочно найти время и навестить ее: «Ты же знаешь, как это важно для нее!» Потом продолжает мама, говорит, что я – все, что у нее есть в жизни, и что она не знает, сколько времени ей еще осталось в этом мире. И что мне на это отвечать? В половине случаев я в конце концов прыгаю в самолет… так, по крайней мере, меня не мучает совесть за то, что не поехал. Но им всегда мало. Не надо было мне и переезжать в Лос-Анджелес, по крайней мере сэкономил бы на перелетах.
Я сказала Майку, что испытывать глубокое чувство вины и чрезмерную ответственность – типично для тех взрослых, которые в детстве были вынуждены поменяться эмоциональными ролями с родителями. Очень часто такие взрослые попадают в ловушку порочного круга, принимая на себя ответственность за все. Такое состояние вызывает у них ощущение вины, неадекватности, в результате они работают с удвоенным усердием. Этот изматывающий, изнуряющий цикл приводит к депрессиям, постоянному ощущению провала.
Майк очень рано был вынужден понять, что главным мерилом его заслуг является то, сколько он делает на благо других членов семьи. Когда он стал взрослым, требования его родителей превратились во внутренних демонов, которые донимали его и в профессиональной сфере, на той единственной территории, где он чувствовал, что чего-то стоит.
У него никогда не было ни времени, ни соответствующего примера для того, чтобы научиться любить и быть любимым. Так как он вырос без эмоциональной поддержки, он научился отключать свои эмоции. К сожалению, оказалось, что «включить» их снова он уже не может, даже если хочет.
Я уверила Майка, что понимаю, насколько разочарованным и растерянным он себя чувствует из-за неспособности к эмоциональной близости с другими людьми, но я попросила его не требовать от себя слишком многого. Никто не научил его этому в детстве, а самому научиться очень трудно:
– Это все равно что требовать от тебя сыграть концерт на пианино, когда ты не знаешь даже, что такое ноты. Ты можешь научиться, но дай себе время, нужно начать с самых основ. Тренируйся, пробуй и позволь себе иногда ошибаться на пути к цели.
«ЕСЛИ Я О НИХ НЕ ПОЗАБОЧУСЬ, КТО БУДЕТ ЭТО ДЕЛАТЬ?»
«Дорогая Эбби[3]. Я живу с сумасшедшими. Вытащи меня отсюда», – написала моя клиентка Кристина, когда ей было 13 лет. Сегодня Кристине 42 года, она разведена, работает бухгалтером. Она пришла ко мне на прием в глубокой депрессии. Хотя Кристина была чрезвычайно худой, она выглядела бы очень привлекательно, если бы несколько месяцев бессонницы не изнурили ее. У нее был довольно общительный характер, и она свободно рассказывала о себе:
Я в полном отчаянии. Мне кажется, я совсем не могу контролировать собственную жизнь. Я не могу противостоять обстоятельствам, которые мне не нравятся. У меня такое чувство, что с каждым днем я проваливаюсь в какую-то пропасть, все глубже и глубже…
Когда я попросила ее объяснить подробнее, Кристина стала кусать губы, отвернулась от меня и ответила:
У меня внутри – огромная пустота… Мне кажется, я ни с кем не была близка по-настоящему за всю мою жизнь. Я два раза была замужем, встречалась с несколькими мужчинами, но я все еще не нашла того, кто мне нужен. Мне все время попадаются или лентяи, или подлецы. Я все время кого-то спасаю и пытаюсь исправить, каждый раз верю, что могу сделать это, – одним даю деньги, другим кров, третьим ищу работу. Ничего хорошего из этого никогда не выходит, я постоянно наступаю на одни и те же грабли. При этом, что бы я для них ни делала, они не любят меня. Один из этих мерзавцев избил меня прямо при детях, другой украл мою машину. Первый муж был лентяем и транжирой, второй пьяницей. Иду на рекорд…
Не отдавая себе отчета, Кристина описывала классический пример поведения созависимого человека. Термин
