Ее голос прервался.

— Дженни?

— Разве ты меня помнишь?

— Тебя забудешь, — улыбнулась Клара, вздернув брови.

Господи, как унизительно… У Дженни внутри все перевернулось.

— Ну да…

— Проходи.

Дженни впала в замешательство от доброжелательности Клары и той легкости, с которой ее пригласили в дом. Младшая сестра придержала дверь, и Дженни бочком протиснулась в прихожую, вдохнув запах духов с ароматом кокоса и ванили. Они прошли в гостиную.

— Мама только что выскочила в магазин, скоро вернется. Ты ведь ее хотела повидать?

Дженни кивнула, озираясь в уютной комнате. Чужой комнате… Белый камин, огороженный латунной решеткой. Стоит щелкнуть выключателем, и декоративный уголь покраснеет, наполнив гостиную теплом. В эркере стоит пианино, на пюпитре — ноты, скрепленные маленькими металлическими зажимами.

— Играть умеешь? — поинтересовалась сестра, и Дженни, невольно сморщившись, покачала головой.

— Она ведь наверняка тебя учила? Меня посадили за нотную грамоту, когда я еще толком говорить не умела.

— И что, освоила? — спросила Дженни.

Клара помолчала, словно почувствовав, что невольно уязвила сестру.

— Ну, самые основы. Примитивные произведения более-менее сыграю.

Дженни ощутила укол зависти, глянув на тонкие пальчики Клары. Для пианино — в самый раз. Родители воспользовались своим шансом вырастить хорошую младшую дочь, раз старшая никуда не годится.

— Чем занимаешься? — поинтересовалась девушка.

— Я художница. Ну, типа того. Рисую глупые карикатуры, иногда что-то продаю на ярмарках искусств. Не бог весть.

— Мама с папой никогда не упоминали о твоих достижениях.

— Вряд ли они тебе вообще что-то обо мне рассказывали.

Дженни бросила взгляд на стены гостиной. Сплошь семейные фото: каникулы, школьные постановки, церемонии награждения и круглые столы у отца на работе, в совете города. Она быстро пробежалась по снимкам. Так и есть. Радостные фотографии, лучащиеся счастливыми улыбками, только ее нет ни на одной. Семья вычеркнула старшую дочь из своей жизни.

— Так, чуть-чуть.

— Что?

— Немножко рассказывали. Говорили, что с тобой не все в порядке, что тебе требовался особый уход. Наверное, просто не хотели вторгаться в твои личные дела, потому и помалкивали. Я ведь была совсем маленькой, когда ты жила… в том месте, вот родители и не желали меня пугать.

Дженни до крови закусила губу, подавив горькую усмешку.

— Плохо, что мама не сообщила тебе о похоронах папы. Он ведь и твой отец…

Сестра махнула рукой в сторону дивана, но Дженни покачала головой. Не хотела утонуть в белоснежном уюте, не собиралась оставаться здесь надолго. Ей бы увидеть мать, обсудить кое-что, а потом — прочь отсюда, покурить с тоски.

В серебристой клетке в углу комнаты зашевелился волнистый попугайчик, заскреб коготками по застеленному бумагой дну.

— Знаешь, папа о тебе заговаривал не раз, особенно когда немного выпьет. Дожидался, пока мама выйдет из комнаты. По-моему, он скучал по тебе, Дженни.

— Не знаешь, когда она вернется? Дело в том, что я немного…

— Он рассказал мне о твоем ребенке, — перебила ее Клара. — Ну, то есть начал рассказывать, а потом она… мама вернулась в гостиную. Слушай, мне правда жаль; наверное, это было ужасно…

У Дженни заколотилось сердце. Она машинально дотронулась до голубого сердечка на бусах, приобретенных за десятку в антикварном магазине, как будто искала в холодном камне волшебную силу.

— Даже не знаю, как ты это…

— Знаешь, мне пора. Сама не понимаю, зачем пришла. Приятно было тебя повидать. Видишь, я сегодня трезвая, — улыбнулась Дженни, повернувшись к выходу. — Не говори ей, что я приходила. Так, заглянула по ошибке.

Положив ладонь на ручку двери, она отпрянула: дверь открыли снаружи. Мать округлила глаза, переводя их с одной дочери на другую.

— И что ты здесь делаешь? — резко спросила она.

— Я уже ухожу.

— Мам, Дженни просто заглянула, чтобы…

— Клара, выйди на кухню!

— Но, мам…

— Немедленно!

Дженни, бросив взгляд на Клару, решила, что на младшую дочь мама голос повышала нечасто. Счастливая девочка, любимица… Клара обиженно выскочила из комнаты, и мать, захлопнув дверь, прищурилась. На потолке тихо звякнула подвесками маленькая люстра.

На матери было плотное шерстяное пальто. Ее слегка поседевшие каштановые волосы падали на воротник из искусственного меха. Грудь мамы гневно вздымалась; она со свистом втягивала пропитанный искусственными ароматизаторами воздух.

— Дженни, что тебе нужно?

Радушного приема она не ожидала, и все же…

— Да, спасибо, ма. У меня все в порядке, а ты как?

— Прекрати паясничать!

Мать выплевывала слова, словно во рту у нее перекатывалась горькая пилюля. Дженни сжала кулаки так, что коротко подстриженные ногти впились в ладони.

— Мне жаль папу. Я…

Она перевела дух. Что сказать? «Я напилась с горя, я была в шоке, вне себя от горя»? Хотя что это изменит…

— Мне не следовало приходить на похороны в таком состоянии. Прости.

— Я специально не стала сообщать тебе о его смерти. Ты просто не умеешь себя вести! Не дала нормально похоронить отца! — процедила побагровевшая мать, буравя дочь тяжелым взглядом.

— Ни за что не появилась бы в таком виде, но ведь ты не дала мне возможности проститься с ним по-людски, — старательно смягчив тон, произнесла Дженни.

— Знала, что тебе нельзя доверять! Говорила миссис Доусон, что от тебя толку уже не будет…

— Господи, мама! Я ведь не сломанный тостер! Я твоя дочь! Твоя дочь, слышишь?

Мать со всхлипом вздохнула. Сузив глаза, оглядела Дженни с головы до пят.

— Зачем ты пришла?

— Мне сейчас нечем заплатить за аренду. Если бы ты…

Мать покачала головой и пронзительно засмеялась.

— Так я и думала! На что ты тратишь деньги, если не платишь за квартиру? Все уходит на выпивку или наркотики?

В груди у Дженни словно щелкнул переключатель, к сердцу подкатила горячая волна. Зажмурившись, она попыталась представить себя на кушетке у психотерапевта.

Спокойно. Вдох, выдох…

— Я пришла в себя только через несколько месяцев, — снова заговорила мать. — Не хватало мне смерти мужа, так тут еще и ты выскочила на его могилу с таким воем, будто в тебя нечистая сила вселилась! Какое унижение…

— Я была не в себе, я…

— Да ну? Что еще скажешь? — воскликнула раскрасневшаяся мать, выплевывая слова в сторону дочери. — Ах, разумеется! Ты ведь что-то кричала про ужасную мать. Нет, не кричала — визжала. Злобная — так ты меня назвала? Кажется, после этого ты начала расшвыривать венки на гробе отца?

Дженни вздрогнула. Еще немного, и ее вырвет от стыда прямо в гостиной.

— В твоем выступлении был единственный положительный момент: как только ты прекратила бесноваться, все присутствующие на похоронах осознали, что просто так людей в дурдом не отправляют.

О смерти отца Дженни узнала в пабе от