вряд ли успею, так что начинай без меня.

— Конечно, Дмитрий, — улыбнулась моя невеста, когда я поцеловал ей руку на прощание.

Покинув столовую, я накинул на плечи плащ и вышел на улицу. Легкий снежок мгновенно лег на плечи, украсив меня белоснежными хлопьями. Полное безветрие позволяло им падать очень красиво и неторопливо, как будто время замедлилось, а мир замер, погруженный в сон.

Виталя подал «Монстра» к крыльцу, и я занял свое место. Слуга вдавил педаль, и мы покатились по городу, над которым сгущались мрачные тучи.

Вынув телефон из кармана, я ответил на вызов Курпатова.

— Князь Романов слушает, лейтенант.

Николай Дмитриевич кашлянул в трубку, прежде чем заговорить.

— Дмитрий Алексеевич, игумен Павел преставился, — сообщил он.

— Как? — не скрывая интереса, уточнил я.

— Похоже, принял яд, Дмитрий Алексеевич. Я вызвал вашу целительницу, чтобы подтвердить.

Я подключился через «Оракула» к покоям, которые выделили игумену в той же гостинице, где недавно обитали мы с Викторией.

Отмотав запись с камер, я убедился, что лейтенант прав. Игумен Павел, которому были прописаны лекарства от сердечной недостаточности, принял ежедневную дозу и, схватившись за сердце, рухнул замертво. Грохот упавшего тела услышали дежурящие снаружи опричники. Но крымский настоятель умер практически мгновенно.

— Еду, Николай Дмитриевич, — бросил я в трубку. — Труп не трогать, к лекарствам не прикасаться.

Самоубийство — грех. И вряд ли Павел бы на него решился, если бы не знал, что обречен. Вопрос лишь в том, защищал ли он кого-то таким образом или же банально выбрал менее болезненный способ уйти из жизни?

Виталя прибавил газу, держась на самой границе разрешенной правилами скорости. И вскоре мы уже парковались перед крыльцом гостиницы.

— Кирилл, Олег, со мной, — велел я, выходя из машины.

* * *

— Это странно, — произнесла Василиса Святославовна, осматривая тело игумена Павла.

— Слушаю, — кивнул я, стоя рядом с боярышней.

Волкова встряхнула кистями и выпрямилась, прежде чем внести пояснения.

— Покойный принимал лекарства для укрепления сердечной мышцы, князь, — проговорила она, обернувшись ко мне. — А умер от полиорганной недостаточности. Практически все жизненно важные органы неотвратимо повреждены. Больше всего, конечно, досталось сердцу — мышца просто лопнула. Но я таких таблеток еще не видела. Обычно отравляющее вещество работает против одного органа или системы, а здесь все выглядит так, будто игумена пропустили через мясорубку. Все внутренности превратились в фарш. И это действие одной таблетки? — с сомнением уточнила она, обернувшись ко мне.

— Совершенно верно, — кивнул я. — Есть видео, как он ее принял. От приема лекарства до смерти — не больше трех секунд. Что в помещении никого не было, кроме жертвы, я готов поручиться.

Волкова покачала головой, демонстрируя сомнения, и произнесла тише:

— Я бы сказала, что уже видела нечто подобное, — произнесла Василиса Святославовна. — Но там эффект был немного иным. Это были не таблетки.

Я хмыкнул, догадываясь, к чему клонит целительница высшего класса.

— Газы Измайлова? — спросил я.

— Тот, что направлен против одаренных, действовал схожим образом, — кивнула боярышня. — Я бы предположила, что автор таблетки и реальный изобретатель газов Измайлова — один и тот же человек. Или, как минимум, эти работы основаны на одном и том же даре. Слишком похожее действие, используется один и тот же принцип. Пожалуй, могу сказать точно: без магии здесь не обошлось.

Я снова хмыкнул, принимая ее ответ. В целом, было неудивительно, что игумена обеспечили запасным планом. Павел был снабжен последним средством избежать допроса. Вряд ли он на самом деле собирался когда-либо им воспользоваться, но как только появилась необходимость, решился.

— Мог он не знать, что в этой таблетке? — уточнил я напоследок, прежде чем оставить Волкову дальше разбираться с телом.

Василиса Святославовна посмотрела на меня с сомнением, затем перевела взгляд на таблетницу, где игумен держал свои лекарства.

— Если он сам ее наполнял, то обязан был знать, что именно кладет внутрь. Посмотрите, князь, пропустил ли он какой-то прием?

Я взглянул на метки, нанесенные на пластиковом контейнере. Часть пустовала — утренняя доза лекарств. А дневная, которая его и убила, была лишь начата. Игумен выбрал нужное средство, а остальные трогать не стал.

— Вполне возможно, что ему подбросили таблетку, подменив ей реальное лекарство, — прокомментировала Волкова. — Насколько я вижу, нужной дозы для укрепления сердечной мышцы в обеденном приеме нет.

— Значит, будем искать, кто имел доступ, — подытожил я, после чего обернулся к стоящему в стороне лейтенанту Курпатову.

Николай Дмитриевич все это время не мешал нам с боярышней возиться с трупом, не задавал вопросов и никак не комментировал наши действия. Похвально, конечно, что нам не мешали, но настало время подключить Царскую Службу Безопасности к делу.

— Не переживайте, Дмитрий Алексеевич, — кивнул он. — Я веду прямую трансляцию, так что сейчас наши люди начнут обыски в монастыре. И если кто-то мог подменить лекарство, мы обязательно это выясним.

Вот только я бы на месте такого человека уже давно пересек Черное море и скрылся на территории Османской империи. Тем более что сделать это морским путем легче легкого, как показывает практика.

— Работайте, Николай Дмитриевич, — ответил я. — Если потребуется помощь, можете обращаться ко мне напрямую.

— Благодарю, князь, — поклонился тот, и я вышел из покоев игумена.

Снаружи кипела простая работа — следователи ЦСБ допрашивали персонал гостиницы, восстанавливая картину случившегося. И хотя наличие камер многое проясняло, опричники не имели права манкировать обязанностями — дело касалось церковного человека, а значит, и спрос будет крайне серьезным.

Дойдя до лифта, я ткнул в кнопку. Охрана следовала за мной, не отходя дальше, чем на пару шагов. И сейчас Кирилл первым двинулся в кабину лифта, лишь после этого вошел я.

— Навестим его святейшество, — сказал я, и Олег, войдя последним, нажал на кнопку верхнего этажа.

Створки захлопнулись, и пока мы поднимались, я еще раз проверил видеозапись со смертью игумена. Нет, судя по лицу, он прекрасно знал, что собирается глотать. Слишком решительно нахмуренные брови и сжатые челюсти. Этот человек совершил свой поступок вполне осознанно.

Покинув лифт, я кивнул паре опричников, замерших у дверей в апартаменты, в которых я сам прожил не один день. Сотрудники ЦСБ расступились, открывая передо мной створки.

— Кирилл, Олег, останьтесь здесь, — велел я, прежде чем перешагнуть порог.

Охрана замерла на месте,