Несмотря на ряд ошибочных гипотез, в статье Л.А. Мацулевича есть интересные положения о политическом строе сарматов, об истории образования крупных сарматских союзов племен во главе с аорсами, сираками и аланами.

Сарматская проблема, прежде всего, вопросы происхождения и языка сарматов, научно разработанная на основе лингвистических и исторических данных В.Ф. Миллером, основательно была запутана представителями «нового учения» о языке. Причем в области лингвистического изучения путаницы было больше, чем в области археологии. И тем отраднее было появление в печати работы В.И. Абаева, посвященной осетинскому языку и фольклору[116].

Несмотря на ряд ошибочных положений В.И. Абаева, связанных с влиянием на него лингвистической школы Н.Я. Марра, для скифо-сарматской проблемы имеют исключительную ценность его исследования в области «скифского» языка на основе сравнительно-исторического метода, научное значение которого отрицалось последователями и учениками Н.Я. Марра. В.А. Абаев отмечает условность термина «скифский язык», употребляемого им «как общее название для всех иранских скифо-сарматских наречий и говоров, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период от VIII–VII вв. до н. э. до IV–V вв. н. э.»[117] Скифы и сарматы «в языковом отношении не были какой-то бесформенной, хаотической массой, находящейся в периоде этно-языкового становления. Мы имеем дело с вполне определившимся языковым типом, который занимает свое определенное место в сравнительной грамматике иранских и индоевропейских языков»[118]. В.И. Абаев признает, что из всех теорий об этнической принадлежности скифов и сарматов (иранской, монгольской, тюркской, славянской, кельтской, кавказской) только иранская обставлена солидной научной аргументацией.

Так же, как С.П. Толстов, В.И. Абаев относит «скифский» язык, бытовавший некогда на обширном пространстве от Дуная до Каспийского моря, вместе с сакским, согдийским и хорезмийским к одной, северо-восточной (или скифо-сарматской), группе иранских языков. В этом общем «скифском» языке было много наречий и диалектов. Наиболее значительным было, вероятно, различие между языками скифов и сарматов, поскольку Геродот четко проводил различие между скифами и савроматами. Исследуя древнеиранские основы в осетинском языке, В.И. Абаев приходит к бесспорному выводу о северном пути движения далеких предков осетин — сарматов — из Средней Азии (общей родины иранских народов) через волжско-уральские степи в Южную Россию и на равнины Кавказа.

Научно аргументированное В.Ф. Миллером и В.И. Абаевым родство сарматского и осетинского языков дает новый лингвистический материал в дополнение к археологическим и скудным письменным источникам для изучения экономической жизни, социального и политического строя, религиозных представлений сарматов, а также их взаимосвязей со своими непосредственными соседями, особенно с угро-финскими племенами на северной границе сарматского расселения на Волге и в Южном Приуралье.

Возникшая в 1960 г. лингвистическая дискуссия, вскрывшая научную несостоятельность «нового учения» о языке, подорвала теорию о сарматах-яфетидах и их кавказском происхождении. Иранская теория, обоснованная путем сравнительно-исторического метода в языкознании, стала общепринятой в советской науке.

Археологические исследования, широко развернувшиеся в 50-е годы на великих стройках Волги в Дона, открыли новый огромный материал по савроматской культуре.

В 1951 г. во время раскопок курганов Волго-Донской экспедицией Института истории материальной культуры на Цимлянском водохранилище А.А. Иессен исследовал погребения савроматского времени у хуторов Попов и Соленый, а И.И. Ляпушкин — у хут. Карнауховский[119].

Куйбышевская экспедиция в 1952 г. исследовала два наиболее северных погребения в Среднем Поволжье: одно — в курганной группе у с. Комаровка на левом берегу р. Уса в Самарской луке[120], другое, переходного времени VIII–VII вв. до н. э., — у с. Ягодное[121].

Больших успехов в открытии новых савроматских памятников Заволжья достигла экспедиция, проводившая своя исследования по левому берегу Волги в пределах Саратовской и Волгоградской областей, отчасти в Западном Казахстане — в зоне (Волгоградского водохранилища и по трассе запланированного к постройке канала между Волгой и р. Урал. В экспедиции работали в 1951–1955 и 1957 гг. несколько отрядов, которые возглавляли И.В. Синицын, В.П. Шилов и я.

За это время в степном Заволжье были вскрыты целиком или почти целиком многие курганные группы с разновременными могилами и в них исследованы 140 погребений переходного и савроматского времени (VIII–IV вв. до н. э.)[122].

Большинство этих погребальных комплексов уже подробно опубликовано в двух томах «Древностей Нижнего Поволжья» (МИА, № 60 и 78). В своих публикациях И.В. Синицын, В.П. Шилов и я на основании конкретного материала касались различных сторон истории и культуры сарматов, начиная с раннего этапа их истории в Поволжье.

Савроматские погребения, исследованные нами в период работы Сталинградской экспедиции, представляют главным образом погребения рядового населения с небогатым инвентарем или вовсе без него. Более богатые погребения в обширных могилах подвергались в древности значительному ограблению. Несмотря на невыразительный на первый взгляд материал из этих погребений, погребальный обряд, инвентарь и стратиграфия дали много нового для определения относительной хронологии савроматских памятников, позволили выделить погребения переходного времени (VIII–VII вв. до н. э.), важные для решения проблемы происхождения савроматов.

Кроме археологического материала, Сталинградская экспедиция, как и Куйбышевская, получила большой палеоантропологический материал, в том числе и по савроматам Поволжья. Значительная часть его уже обработана антропологами и опубликована[123].

Этот материал служит дополнительным источником для вопроса о происхождении савроматов и о племенных передвижениях в евразийских степях.

В.П. Шилов, возглавивший с 1956 г. Астраханскую экспедицию Института археологии Академии наук СССР, исследовал савроматские погребения в курганах по р. Ахтуба и в курганном могильнике на правобережье у с. Старица.

Для разрешения вопроса о расселении савроматов в предкавказских степях и об их связях с населением Северного Кавказа были важны исследования Северокавказской экспедиции под руководством Б.И. Крупнова. В 1948 и 1955 гг. впервые были обнаружены погребальные комплексы савроматского типа в междуречье Кумы и Терека у селений Ачикулак и Бажиган Ставропольского края[124].

В 1955–1956 гг. были возобновлены раскопки курганов в Южном Приуралье.

В 1955 г. В.С. Сорокин исследовал несколько савроматских погребений в курганах у с. Ак-Жар и на р. Каргала близ Актюбинска[125].

С 1956 г. начала свою работу под моим руководством Оренбургская экспедиция Института археологии Академии наук СССР совместно с Оренбургским областным музеем и Государственным историческим музеем. Одна из основных задач экспедиции заключалась в изучении савромато-сарматских памятников Оренбуржья. За последние годы было исследовано значительное число савроматских и равнепрохоровских (IV в. до н. э.) погребений в курганах по рекам Бузулук[126], Илек, Урал и Суундук.

В 1956 г. Оренбургская экспедиция во время разведочных работ по левому берегу р. Илек на участке между хут. Веселый I и с. Тамар-Уткуль зафиксировала много курганных групп, среди которых выделяются большие курганы до 5–6 м высотой на возвышенных местах в глубине степей.