Дому было больше 30 лет. Между половых досок давно забилась пыль, земля, труха — все, что жители этого дома приносили с собой на подошвах обуви. Но у самого входа в дом между двумя половицами было подозрительно чисто.

— Кажется, нашел!

Владимир подошел к полицейскому и несколько секунд внимательно изучал расположение досок. Он просунул руку со стороны стены и потянул за половицу.

* * *

Лаз вел в подвал, откуда доносились приглушенные крики. Он включил фонарик на телефоне и начал спускаться по деревянной полусгнившей лестнице.

— Селезнев за мной, Никита, давай ты тоже. Остальные остаются.

Севастьянова хотела возразить, но решила не тратить времени на споры. «Я полиции не подчиняюсь», — на всякий случай отрепетировала она и, пропустив коллег вперед, пошла следом.

Владимир очутился в помещении с небольшую комнату. Он подсвечивал путь телефонным фонариком, но темнота на раз-два съедала этот слабый свет. Казалось, полицейских окружали глухие стены, но вместе с тем по доносившимся звукам было очевидно, что рядом есть еще одно помещение. Крики сменились стонами.

Кто-то обратил внимание, что одна стена была выложена из кирпича, и к ней был прислонен кусок фанеры. Владимир отодвинул фанеру, перед ним оказалась дыра не больше метра в высоту. С другой стороны стены дыра тоже была закрыта фанерой, убрав которую участковый увидел свет и почувствовал запах подгоревшего мяса.

— Стоять, руки!

Крикнул Владимир, направив пистолет на человека, но сам не заметил, как опустил оружие. На полу тлели угли, рядом корчился и стонал мужчина. Лелетке стоял, держа в руках большие клещи и еле заметно улыбаясь. В клещах была зажата раскаленная металлическая пластина.

В пещере невыносимо пахло жареным мясом — и этот запах мог показаться приятным лишь на миг. Владимир услышал, как кого-то вырвало. В темноте скрылась фигура Катерины.

Лейтенант крикнул полицейским, чтобы вызвали скорую.

* * *

Севастьянова никак не могла решить, можно ли назвать проведенную операцию удачной. Они с коллегами не ожидали, что Лелетке устроит своему врагу средневековые пытки и тем самым обречет себя на новый срок, но ведь цели были достигнуты.

Лелетке сильно изменился за те два дня, что прошли с последнего допроса. Перед Владимиром и Катериной сидел совершенно другой человек расслабленный, уверенный в себе и даже, казалось, счастливый.

— Месть — приятная вещь, врать не буду, — начал Лелетке. — Особенно, если мстишь предателю. Как я хотел с Мишкой встретиться! На воле первому позвонил именно ему, а он замялся. Ну не обрадовался, понимаете? А я на эмоциях был, ведь вышел после двадцати пяти лет! В общем, тогда еще почувствовал странное, но значения не придал.

Когда приехал в Анадырь, этот гад трубку уже не брал. Я пошел в общежитие к Тиныл. Мне сказали, что нет ее, не ночевала. Тут уж я начал звонить ей, но телефон был недоступен. Куда идти? Чувствовал уже, что беда, но надежда была, что она в Ватайвааме. Я туда поехал, а дальше все было так, как я тогда рассказывал: в сарае ее и увидел…

— Подвал когда успели подготовить?

— Готовиться начал сразу. Отнес к морю дочь, вернулся в сарай. На глаза попались металлические пластины — они такие тонкие, сразу понял, что их можно в момент раскалить. Прихватил их из сарая вместе с углем. Пошел домой, в подвале все подготовил. Осталось заманить ублюдка в квартиру.

Тут вы с обыском нагрянули, я тогда спрятался в подвале, посидел там кое-какое время. Из Ватайваама пришлось уехать, видел, что ваши тут паслись. Начал сам искать убийцу моей дочери. И почти нашел, если бы не вы.

Когда меня скрутили, решил, что вы-то мне и поможете осуществить мой план. Я понял, что надо как-то подтолкнуть ублюдка, сделать так, чтобы он сам прибежал ко мне в дом, где у меня все было готово.

— Как вам удалось все так быстро провернуть?

— Я понял, что если Мишка и появится, то ближе к ночи. Заранее разжег угли, разложил пластины, чтобы были погорячее, — зло улыбнулся Лелетке. — Когда он зашел, я сделал вид, что лезу в подвал. Мишка увидел меня, оторопел слегка. Я ему крикнул, чтобы запер дверь на щеколду и лез быстрее вниз, пока нас не повязали, он и сам это понял — услышал, наверное, как ваши снаружи зашлепали. Ему деваться было некуда — залетел в подвал, и все… Я знал, что со мной он не справится, тем более я был готов к темноте, а он нет.

— Когда мы нашли лаз в полу, я подумала, что там обычный погреб, а тут… почти бункер. Впервые вижу такое здесь, на Чукотке.

— Это все мой отец. В те времена здесь находились военные базы, он боялся, что японцы или американцы нападут на нас, и сделал такое убежище. Здесь есть вентиляция, а раньше даже запасы еды хранились на случай войны. Жена вряд ли сюда заглядывала, а Тиныл могла и вовсе не знать о подвале.

— Значит, вы с Михаилом оказались в подвале. Что было дальше?

— Первым делом я его оглушил рукоятью топора. Перетащил подальше в подвал, там уже все было готово. Первая же пластина привела его в чувства, — Лелетке зло засмеялся. — Как он кричал, приятно было слушать.

— И все-таки вы хотели убить Михаила?

— А он умер?

— Нет, но врачи говорят…

— Ну, вот и хорошо.

Владимир и Катерина в недоумении уставились на Лелетке.

— Я тогда правду сказал — не хочу, чтобы он умер от чужой руки. Вот моя Тиныл попадет на небеса, а этот… пусть ждет ада.

— Ад вы ему уже устроили на земле, — вздохнула Севастьянова. — Вы бы видели, как он мучается в больнице. Мелкие ожоги по всему телу!

— И это хорошо, — кивнул в никуда Лелетке.

— Не знаю, как квалифицируют степень тяжести вреда, который вы причинили его здоровью, — будет это средняя или тяжкая степень… — задумчиво продолжил Владимир. — Но срок будет точно. Если повезет, суд ограничится исправительными работами. За помощь следствию.

— Не имеет значения, начальник. Ты только скажи, как он заманил мою Тиныл? И убил зачем? Ведь она ничего не знала!..

— Почему вы сами не спросили его об этом?

— Он был не в состоянии отвечать на вопросы.

— Благодаря вашим стараниям, — Владимир добавил сарказма. — Михаил не может долго разговаривать, поэтому мы провели пока один короткий допрос и всех деталей еще не знаем. Как рассказал Михаил, сначала он пытался найти драгоценности сам. Через своего сына узнал,